Однажды он вез почту. Путь в один конец прошел удачно. Приняв пакет, дежурный офицер направил парнишку в караульный взвод, который охранял склады с оружием, расположенные за несколько километров от штаба дивизии. Эдек устал и сильно замерз — зима в тот год была суровой. Когда он ложился на нары, офицер его предостерег:
— Если хочешь, то спи, только нельзя раздеваться!
Эдек снял только сапоги и укрылся шинелью…
Разбудили его внезапные пулеметные очереди. В помещении было темно, через небольшие оконные проемы он увидел короткие вспышки выстрелов. Потом вдруг взрывы, совсем рядом! «Гранаты», — подумал Эдек. Едва утихла одна волна взрывов, как последовала вторая. Что-то отскочило от сетки на окне, и только мгновение спустя Скродзкий понял, что спасла его именно эта сетка, задержавшая брошенные в окно гранаты.
Банда пыталась проникнуть на территорию склада, но дорога вела только через их блиндаж. Пулеметы держали на расстоянии атакующих. Очереди били по стенам, поднимая тучи пыли. Гарнизон отстреливался экономно, боеприпасов было не слишком много. В один из моментов Эдек заметил, что пулеметчик вдруг присел, словно решил отдохнуть. Но в разгоревшейся снова перестрелке почему-то молчал. Тогда Эдек быстро подбежал к пулеметчику, тронул его за плечо. Солдат вяло повалился на бок: он был мертв. Эдек лег за пулемет и стал искать в темноте цель. Через минуту пулемет резкими, короткими очередями опять заговорил, поддерживая обороняющихся…
Каждый из них получил за этот бой Крест Храбрых.
— А вы? — спрашиваю собеседника. Он пожимает плечами.
— Я не входил в состав караульного взвода и оказался там случайно. На мою долю остались воспоминания.
Действительно, бывший партизан и «сын полка», несмотря на годы, хорошо помнит те события. Эдвард Скродзкий произнес:
— Не дают мне забыть те дни мои дети. У меня двое сыновей. Хотя они уже знают о военных приключениях отца, тем не менее им все мало. Все время — расскажи да расскажи… Когда я был ребенком, о такой трате времени на сказки говорили всегда в доме: «Лыко да мочало, не начнем ли сначала?» — Он улыбнулся: — Дело только в том, что тогда действительно были сказки…
— Нынче эти действительные истории тоже иногда слушают как сказки, — вставил я.
Он внимательно посмотрел на меня.
Два сына Эдварда Скродзкого посещают прекрасную варшавскую школу «Тысячелетия»[10]. Семилетний Яцек учится в первом классе, старший, Юрек, в седьмом. Они уже не заботятся о завтраке, который мама всовывает в ранец, есть у них необходимые учебники и тетради, катаются на любимом велосипеде и гоняют мяч по садику перед домом. Отец в их возрасте вынужден был работать в поте лица, пережил смерть самых близких ему людей, принимал участие в жестокой борьбе взрослых… Только в армии Эдварду удалось попасть на десятимесячные курсы автомобилистов. Но в офицерское училище его не приняли — был слишком молод. Из-за этого же вскоре после войны демобилизовался. Вместо того чтобы идти учиться, он должен был работать. Получил профессию вулканизатора — нелегкую, но редкую специальность. В этом деле его ценят как хорошего мастера.
Он участвует в многочисленных встречах с молодежью, рассказывает ей о временах, которые являются для нее иногда только уроком из учебника истории.
Теофил Урняж
ЯНЕК ИЗ СОЖЖЕННОЙ ДЕРЕВНИ
От тех лет у него в памяти остались только туманные картины: дом, рядом огород, большой сад, кони, ржущие во дворе, коровы, идущие каждое утро на пастбище. Отец ежедневно готовил телегу для поездки в близлежащий город с товаром: он отвозил туда молоко, капусту, морковь, картофель. Мать суетилась с утра до ночи по хозяйству. Дом был всегда шумный и веселый, полон людей.
Был он самым младшим, шестым сыном в семье. Назвали его, как и отца, Ян. Когда он начал ходить в школу, трое старших братьев — Юзеф, Марцин и Михал — уже обзаводились собственными семьями. Они первыми узнали горечь войны: в августе 1939 года им пришли мобилизационные повестки.
Юлека и Бронека забрали несколько лет спустя немецкие жандармы. До сих пор Ян помнит громкий стук прикладами в дверь. Первое письмо от Юлека пришло из Дахау, а от Бронека — из Гросс-Розена. Это было в 1942 году. Яну исполнилось тогда тринадцать лет.
В том же году зарево пожарищ стало все ближе подходить и к Пяскам-Броздким. Фашистские каратели и банды местных националистов все сжигали на своем пути, врывались ночью в деревни и зверски мучили женщин и детей. С этого времени и началась самостоятельная жизнь Янека Пинкевича.
Вначале он попал в советский партизанский отряд имени Кирова. Ночевали в лесу, у костра, на морозе, а когда мороз слишком досаждал, размещались в близлежащих деревнях. Партизанские рейды проводились вплоть до Львова.
На четырнадцатилетнего партизана чаще всего выпадала роль разведчика. Он кроме польского прекрасно знал украинский и, переодевшись сельским пареньком, ходил от деревни к деревне, собирал для партизан сведения о передвижении гитлеровцев и бандеровских банд. Отряд имени Кирова с одинаковым упорством атаковал как немецкие посты и подразделения, так и распоясавшиеся банды националистов.
Летом в район Хуциск-Броздких и Пеняцкой Гуты прибыли регулярные немецкие подразделения. Это были отборные части 44-й дивизии СС «Галиция».
Действия партизан были на какое-то время парализованы.
Для Янека это означало новые скитания, ночевки в лесных землянках, постоянное недоедание. Так он продержался до момента, когда на эти земли вступили советские войска.
Приютил его советский штурмовой батальон, действовавший в этом районе. И снова бои, бои…
Все это продолжалось до ноября.
В тот день стоял он на железнодорожной станции в Бродах и наблюдал за проезжающими на запад военными эшелонами.
— Ну, чего так уставился, парень?
Янек оглянулся.
Перед ним стоял солдат, но не в той форме, что носи ли советские бойцы. На фуражке кокарда с изображением польского орла.
— Вы поляк? Куда едете?
— А куда должны мы ехать? В Польшу!..
Янек тотчас же принял решение и сел в отъезжающий поезд.
Перемышль. 5-й запасной полк. Годы скитаний не приучили Янека к военной дисциплине. Через пять дней он пришел к выводу, что ему в этом полку не нравится и что нужно искать что-то другое. Может, податься в Хелм?
На вокзал он уже не пошел. Решил пойти пешком и останавливать попутные военные машины. Но ни одна не останавливалась. Наконец он заметил стоящий невдалеке серый грузовик. Шофер копался в моторе. В кабине сидел какой-то подпоручник.
— Подвезите меня в Хелм, — попросил Янек.
— Никого не берем, — проворчал в ответ подпоручник. — Иди, малый.
Янек хотел было отойти, как вдруг кто-то из кузова машины окликнул его по имени. Голос показался знакомым. Янек оглянулся.
— Янек?
Какой-то солдат подбежал к нему, схватил за плечи, потряс. Это был его брат Михал. Тот самый, который ушел на войну в 1939 году.
В этот день пятнадцатилетний Янек Пинкевич перестал быть сиротой.
Грузовик принадлежал офицерскому артиллерийскому училищу в Хелме и вез медикаменты. Так Янек доехал до Хелма.
В училище о мальчике позаботились, одели его, накормили. Но он считал, что здесь все бездельничают. Стремился в настоящую армию, на фронт. И опять привычка к скитаниям взяла верх. Когда в январе 1945 года была освобождена Варшава, Янек сидел уже в поезде и ехал в столицу. Там он «присоединился» к 4-й пехотной дивизии и поехал на фронт. Очередное служебное распределение — и он посыльный в штабе батальона.
Было это под Ястрове. Над головой со свистом пролетали снаряды. Строчили пулеметы и автоматы. Земля дрожала и стонала от взрывов. Янек лежал, укрывшись за толстым деревом, и дрожал от страха. Именно так выглядела война.
В тот вечер долго и сердечно разговаривал с ним заместитель командира 3-го батальона.
— Сколько тебе лет, паренек?
— Родился я в марте 1929 года.
— Стало быть, тебе нет еще и шестнадцати. Скажу тебе откровенно: фронт не для детей. Возвращайся домой!
10
В ознаменование тысячелетия польского государства, основание которого относится к периоду правления князя Мешко I (960–992 гг.), принявшего христианство в 966 г., в Польше на средства, добровольно внесенные населением, было построено более 1000 школ. —