— Мария, родная, мы тебе столько хлопот причинили, — шепнул он, видя, как она суетится, устраивая ему постель.
Мария всплеснула руками.
— Не говори глупостей. Раздевайся и сразу укладывайся. Геленка ляжет на кушетку.
— А ты? — спросил Гродзицкий.
— Обо мне не беспокойтесь. Устроюсь. Тут уже множество людей ночевало. У меня еще ковер есть, там, за шкафом, лежит, помните, большой такой ковер из гостиной, уцелел вот… Видите, какая я богатая. — Она рассмеялась.
Мария была оживлена, немного взбудоражена и очень подвижная, энергичная. Будучи немного моложе Гелены, она тоже успела уже поседеть, но лицо у нее было моложавое, широкое, румяное, живые карие глаза блестели. Уложив Гродзицкого и, несмотря на протесты, укрыв его одеялом, она принялась кипятить воду. Видно, давно уже освоилась в тесноте загроможденной комнаты, ничего не искала, все необходимое оказывалось у нее под рукой; несмотря на скученность и хаос ориентировалась она отлично.
— Сейчас будет чай, — говорила Мария, не переставая сновать по комнате. — А Адаму я воду в бутылке согрею, сразу полегчает.
При этом она успевала рассказывать о себе, о своих перипетиях. Варшаву она покинула после подавления восстания. Прошла через Прушков, но оттуда ей удалось выбраться. Зиму провела в деревне, в Ловицком воеводстве, а сюда вернулась, как только город освободили. И сразу начала работать, получила должность в городском управлении. Сперва, в феврале, марте, когда холода стояли, трудновато, конечно, было. Ну а теперь что же, весна…
Она вдруг умолкла и задумалась.
— А вас, стало быть, вывезли… Я часто думала, что с вами могло случиться? Представляю, что вы пережили.
Гродзицкий лежал навзничь на матрасах, вытянув руки поверх одеяла. Так, с закрытыми глазами, он казался еще более исхудавшим и изнуренным. В комнате воцарился полумрак. За пустыми окнами темнело над пожарищами небо — огромное, полное вызревших, весенних звезд. Со двора тянуло ночным холодом. Начинала шипеть вода в чайнике. Было тихо.
Мария быстро стряхнула с себя задумчивость и маленькая, круглая, как бочонок, покатилась в глубь комнаты. Принялась там рыться в сундуке.
— А Янек? — нагнувшись, спросила она. — Есть о нем известия?
— Да, — спокойно ответила Гелена. — Янек погиб.
Застыв на мгновение, Мария выпрямилась, потом с тряпкой в руке вернулась к свету.
— Он погребен на Мазовецкой, — сказала Гелена. — Мы непременно хотим перенести его прах на Повонзки, для того и приехали сюда.
Она поправила выбившиеся из-под платка волосы.
— Кстати, как там с нашей семейной могилой, не помнишь, Мария? — спросила она. — Есть там место?
Мария налила воды в миску и начала мыть составленную на столе грязную посуду.
— О да, есть, конечно! Могила ведь на шестерых, а там лежат — мама, дядя Стефан, — перечисляла она, — тетя Маня, ее сын… ну и все. Уж одно-то место наверняка найдется. А у меня, видишь, какой беспорядок, — принялась она оправдываться, — стыд да и только. Но я в самом деле весь день на работе, не хватает даже времени убраться. Сейчас чай поспеет.
Она торопливо мыла посуду, тщательно вытирала каждый стакан и отставляла его в сторону.
— А знаете, — неожиданно сказала она, — мой Збышек тоже погиб. В каналах, при переходе со Старого Мяста.
Гелена подняла голову и взглянула на сестру. Но та была повернута к ней спиной. Больше она ничего не сказала, а Гелена не стала ее выспрашивать. Зачем? Всякий, переживший Варшавское восстание, знал, как гибли люди в каналах, что это была за смерть. «Бедная, — подумала Гелена, — даже могилы Збышека у нее нету». Да и останки старшего сына Ольшевских, расстрелянного на улице, тоже ведь закопали неведомо где. И, окинув мысленным взором судьбу сестры, она на какой-то момент почувствовала себя богатой; у нее как-никак есть могила, которую завтра надо найти, есть клочок бесплодной дворовой земли, в которой заключено все то, что она более всего любила в жизни, что было ее надеждой.
После чая Гродзицкий почувствовал себя немного лучше и уснул. Так, во всяком случае, казалось. Лежал он по-прежнему на спине с закрытыми глазами. Мария заслонила свечу, чтобы свет не мешал ему. Гелена сняла наконец с себя платок и пальто, но есть ничего не могла, напилась только горячего чаю. Они говорили вполголоса. Мария подробно, хотя несколько хаотично, рассказала о восстании в своем районе, о том, как она жила потом в деревне, Гелена рассказала кое-что о лагере в СаксоНИИ. Они говорили, склонив друг к другу головы, а вокруг стояла такая глубокая тишина, будто во всем доме не было больше ни единой живой души. Погасли последние огни, звезды ярче мерцали в ночном просторе.