Девушка умоляюще смотрит на Фому. А Железня резанул:
– Это потому, что ты косой.
Фома захохотал, но крупное красивое лицо его сразу отяжелело.
Все говорят о Протасовичах, но толком никто ничего не знает. В землянке – будто и не весна. Выхолодили дневальные.
– Дровишек бы, – выразительно пожаловался Зарубин.
Толя тоже с поста пришел, он сегодня как все, но именно потому Толя готов.
– Веди и этого, – говорит Зарубин, кивнув в сторону задержанного. «Моряк» все еще не в духе. – Что кашу зазря ест. А винтовку?
Толя знает, что надо взять винтовку. Но зачем об этом как будто нарочно? Человеку и без того нелегко. Он и на свет из землянки вышел, а глаза не посветлели. Даже виноватым себя чувствуешь, когда видишь такую вот тоску в глазах человека. Да, есть и предатели, и шпионов к партизанам подсылают. Еще сколько! Все это так, и все это хорошо понимает Толя. Но ничего этого будто и нет, когда думаешь о каком-то одном человеке. Просто в голове не укладывается, что ему, вот этому парню, может захотеться быть предателем, что для него не самое большое счастье – быть со своими, быть партизаном.
– Там за буданом сухие лежат. Распилим парочку, и хватит, – говорит Толя.
А может случиться (да так оно и будет), что завтра и этот станет партизаном. Настоящим. Хорошо же будет чувствовать себя Толя – под винтовкой водил, с грозной физиономией!
– Ну вот, тут уже и напилены, – говорит Толя так, будто для парня самое печальное в его положении, что поработать придется. Угрюмый парень послушно взял топор. Глаз не поднимает. Легким взмахом половинит сухие еловые круглячки, ловко придерживая их пальцами левой руки. Толя не хуже умеет. Поставил к дереву винтовку. На какой-то миг ладонь его, ощутив холод стального ствола, задержалась. Повесил на винтовку шапку. Чтобы не мешала. Нагнулся, взял топор. Ох и вызубили! Лезвие как шестеренка. Поставил поленце. Но слишком быстро отнял левую руку – повалилось. Лишь щепку сколол. А у парня круглячки половинятся с призвоном: тюк – готово! Толю теперь занимало одно: успеть, пока круглячок еще не падает, рубануть, подхватить и, покрутив, еще поперек рубануть. Когда удачно – сразу четыре полена на четыре стороны разваливаются. Красота! Толя весело посматривает на напарника: у кого лучше? Косой чуб завешивает глаза парня, их не видно. Но Толе надо смотреть под топор. Он только слышит, как у соседа – тюк, тюк, тюк… Снова промазал Толя и невольно поднял глаза: заметил ли сосед?
Парень дрожащей рукой ставит поленце, но не на землю, а почему-то себе на ботинок. Глаза, круглые, примеривающиеся, – на Толе. Холодом обдало неприкрытую голову Толи. Он быстро выпрямился и сделал несколько шагов назад. Тронул левой рукой винтовку и тогда бросил топор. Шапку надел. Парень наконец нащупал поленцем землю, взмахнул топором и промазал. Первый раз промазал.
Отступив с винтовкой назад, Толя смотрел, как человек работает. И уже не понимал: было что или показалось ему. Парень такой же: угрюмо-диковатые глаза, твердые скулы… Но лицо уже таит что-то. Или это лишь кажется Толе? Велел набрать охапку дров. Сам шел сзади.
Непонятно как, но в лагере почувствовали: отряд уже возвращается! Побежали к поляне. Кого-то окружили, расспрашивают, пересказывают.
– Павел, Павличек! – Грузная тетя Паша тянется на носках, чтобы увидел ее партизан в очках. – Митю моего видел? Митю?
– Идет.
– А как девочки наши, Павличек? – Голос у тети Паши сразу позвончел.
Толя испуганно ждет. Что это, про кого говорит партизан в очках? Ранило, тяжело…
– Которая с косами.
Толя старается заглушить в себе чувство облегчения, старается, чтобы оно прошло, ушло скорее и незаметнее. Надю… Тяжело… А в гражданском лагере ее девочки: Инка, Галка…
На «круглой» поляне – конные, пешие. На тачанке – Бобок, голова в бинтах. Улыбка Бобка – все равно улыбка – как в белом овале. Впереди шагает Круглик – помощник командира взвода. Шапка сдвинута на затылок, крепкий широкий лоб блестит. Увидел Толю и сразу сказал про маму, Алексея:
– Идут там.
– А Надю ранило, да? – Толя в чем-то себя чувствует виноватым. Помолчав малость, спросил про трофеи.
– Захапали порядком. Другим отрядам отошло, но и нам.
Толе доже неловко, что с ним так охотно разговаривает человек, возвращающийся из боя. Но человеку, наверно, интересно поговорить как раз с тем, кто не был в бою.
– Положили нас среди поля. Землю носом роем. Пока Сырокваш со стороны кладбища не прорвался, не могли подняться.
– Все наши вооружились? – завистливо спросил Толя.
– Алексей таскал лишнюю. Принесет.
– Знаю я его.
– Ну, тогда пошли.
Заиметь винтовку оказалось очень просто. Круглик вошел в штабную землянку и через минуту вышел с толстеньким карабином.