Чужеземцы сказали мне, когда наступит новый месяц, я могу уйти домой. Но у меня не хватит на это смелости. Ведь по пути маринд-аним непременно убьют меня, как только заметят, что я сохур.
Можно было бы думать, что этот Генемо, который ни одним словом не выразил сожаления по поводу своего участия в каннибальской трапезе, какой-то особенно жестокий человек. На самом же деле это был скромный и услужливый мужчина, отличавшийся приветливым и веселым нравом.
Конечно, в глубине души он все-таки чувствовал некоторое превосходство над своими товарищами по заключению, ибо они были «всего лишь» маринд-аним.
После освобождения из тюрьмы Генемо ни за что на свете не пожелал идти через их область. Он отказался также от предложения отправиться вместе с одним миссионером к проливу Принцессы Марианны, к мирным йильмекам, чтобы потом от них с кем-либо из признанных у сохуров переводчиков и посредников — озэром Нгапе или его сыном Йери из Валави — попытаться вернуться к себе домой. Возможно, он опасался, что йильмеки как друзья маринд-аним будут считать его своим врагом, а может быть, его уже не привлекала перспектива возвращения к строгим матриархальным обычаям. Так или иначе, но он присоединился к одному индонезийскому лекарю, который должен был принять заведование небольшой больницей на острове Фредерика-Хендрика, в центре области болотных людей.
Там, в маленькой деревушке Кимаам, среди миролюбивых людей племени пуэраха, Генемо со временем смог жениться, и именно на основе патриархальных принципов. Правда, для этого понадобилось вмешательство извне, ибо Генемо был мало способен к языкам и три месяца спустя после своего прибытия в Кимаам еще не знал ни слова по-пуэрахски. Только одна молодая девушка по имени Вандика, покойная мать которой была родом из маринд-аним, немного понимала его. Вандика очень ему понравилась. Но так как он не имел возможности встречаться с девушкой, а ее отец не понимал его, то Генемо даже не мог к ней посвататься.
Так обстояло дело, когда я прибыл в Кимаам и сам стал перед вопросом, где бы найти переводчика. Позднее в Мерауке мой повар-индонезиец Али бин Халим из Банды рассказал другим «по-аним» эту историю. Так что на сей раз вместо новогвинейца пусть слово получит индонезиец.
ЗАМУЖЕСТВО ВАНДИКИ
Мы пришли в Кимаам вконец утомленными, так как от побережья долго плыли вверх по реке Дамбу, а потом еще большой кусок от реки до деревни пробирались через болото по древесным стволам, цепочкой уложенным в вязкой глине. Болотные люди называют это «хорошей дорогой».
Меня трясла лихорадка, и моему туану{280} было от меня мало проку. Во всяком случае теперь я перешел на попечение амбонца из больницы, и он дал мне хинина. Туан же по своему обыкновению постарался как можно скорее познакомиться с болотными людьми. Он заговорил с ними по-мариндски. Но они, хотя и сделали приветливые лица, совершенно его не поняли, а амбонец не имел времени помочь ему, потому что, кроме меня, у него было еще много больных. Туан снова и снова пытался завязать разговор, но из этого ничего не получалось.
Но вот к нему робко подошла какая-то девушка и спросила его по-мариндски, чего он хочет. Он сказал: «Хворосту для костра и питьевой воды, и чтобы завтра ты пошла со мной, потому что мне надо получить у кимаамцев кое-какие вещи в обмен на мои товары». Это была дочь одного кимаамского мужчины и мариндской женщины, которой, однако, уже не было в живых. Оттого девушка и знала два языка.
Звали ее Вандикой, и она производила впечатление довольно умной девушки. Вандика велела сейчас же принести требуемое и сказала людям, чтобы они развели у наших постелей дымный костер. Болотные люди делают это для защиты от москитов, и оттого все они сильно кашляют. Нам же такой костер был совсем не нужен, так как у нас имелись противомоскитные сетки, однако Вандика этого не знала. И сама она вместе со своим отцом и младшей сестрой тоже спала всегда в густом дыму.
Потом к нам явился Генемо, который раньше сидел в тюрьме в Мерауке. Он сердечно приветствовал нас и остался с нами на ночь. Но, как оказалось, кимаамского языка он еще не понимал.
На следующее утро Вандика была уже тут как тут, и туан пошел с ней по деревне. Он долго говорил с людьми и выменял у них много вещей, главным образом за стеклянные бусы, спички и табак. Генемо все время сопровождал их, и они втроем заходили во все дома. Только в мужской дом девушка не пошла, потому что это было ей запрещено. Туан и Генемо, конечно, могли пойти туда сами, но им все равно не удалось бы там ни с кем поговорить.