— Пора идти, — сказал Боренсон, поворачивая лошадь; остальные встали в очередь.
Но образ коттеджа задержался, и Фэллион спросил: — Вдова Хаддард, она многое делает сама. Она продает молоко и овощи, мед и еще много чего?
— И твой вопрос? — спросил Ваггит.
Она хорошо живет за счет своих трудов. Но я родился лордом. Что я могу сделать?
Фаллион подумал о мастерах замка: оружейниках, алевивах, псовых, красильщиках шерсти. Каждый ревностно хранил секреты своего ремесла, и хотя Фаллион подозревал, что может овладеть любым из этих ремесел, ему некому было его научить.
Ваггит удовлетворенно улыбнулся. Простые люди манипулируют вещами, — сказал он. Кузнецы обрабатывают металл, фермеры обрабатывают землю. Именно так они зарабатывают себе на жизнь. Но искусство лорда – большее искусство: он манипулирует людьми.
Тогда мы не лучше пиявок, — сказал Фаллион. Мы просто живем за счет других.
Голос сэра Боренсона был настолько разгневан, что его голос был почти ревом. Хороший лорд зарабатывает себе на жизнь. Он не просто использует других, он наделяет их полномочиями. Он поощряет их. Он делает их больше, чем они могли бы стать сами по себе.
Возможно, подумал Фаллион, но только потому, что они знают, что он убьет их, если они не сделают то, что он говорит.
С лукавой усмешкой Ваггит добавил: Ремесло лорда действительно может быть чудесным. Он формирует мужчин. Возьмите сюда сэра Боренсона. Предоставленный самому себе, он — всего лишь глина. У него естественные инстинкты головореза
— Нет, — с сердечным смехом бросила Дайморра. Развратник. Предоставленный самому себе, он был бы мужланом в пивной, торгующим телом молодых женщин.
Боренсон покраснел, краска естественным образом залила его лицо, и засмеялся. Почему не оба? Мне кажется, это хорошая жизнь.
— Но ваш отец превратил Боренсона в законника, — сказал Ваггит. И есть немногие лучше. Капитан гвардии, одно время.
Фаллион пристально посмотрел на Боренсона. Фаллион слышал, что Боренсон действительно был могущественным, пока его посвященные не были убиты. Теперь гвардеец не обладал ни силой, ни скоростью, ни чем-либо еще, и хотя он пользовался уважением других стражников, он был самым слабым из них. Почему он не приобрел новые атрибуты, было загадкой, которую Фаллион не смог разгадать.
Фаллион, конечно, знал, что получение пожертвований таит в себе опасность. Отнимите у человека силу, и вы станете сильным, но он станет настолько слабым, что, возможно, его сердце подведет. Прими милость от женщины, и вдруг ты станешь гибким, но, может быть, ее легкие не разожмутся. Отнимите у человека остроумие, и вы сможете использовать его память, но оставите за собой идиота.
Это был ужасный поступок – забрать атрибут у другого человека. Мать и отец Фаллиона возненавидели этот поступок, и он почувствовал их сопротивление. Но почему Боренсон отвернулся от этого?
В представлении Фаллиона Боренсон не был настоящим охранником. Он действовал скорее как отец, чем как охранник.
Ваггит тихо сказал: — Формирование людей — это
Раздалась странная серия ударных ударов, как будто вдалеке, на вершине горы, молния ударила дюжину раз подряд. Звук был не столько слышен, сколько ощущался, вызывая резь в мозгу.
Ваггит замолчал. Он собирался еще больше похвалить Царя Земли. Но он часто боялся хвалить отца Фаллиона перед мальчиками. Габорн Вал Орден был первым королем Земли за две тысячи лет и, скорее всего, последним, которого человечество увидит еще две тысячи лет. Он отбрасывал тень, которая покрывала весь мир, и, несмотря на добродетели Фаллиона, Ваггит знал, что мальчик никогда не сможет приблизиться к тому, чтобы занять место своего отца.
У Ваггита возникло странное ощущение, он взглянул на холм. Он почти ожидал увидеть там Короля Земли, Габорна Вал Ордена, вышедшего из тени деревьев, словно нервный медведь в ночь. Он почти мог ощутить запах Габорна, такой же насыщенный, как свежевскопанная почва. Неподалеку сверчок запел свою ночную песню разложения.
Боренсон глубоко вздохнул и поднял нос, как гончая, уловившая знакомый запах. Не знаю насчет зла, но я чувствую запах смерти. В лесу трупы.
Он развернул лошадь, и она в прыжке перелетела через изгородь и помчалась к соснам. Ваггит и Дайморра переглянулись, словно раздумывая, стоит ли им следовать, и Фаллион принял решение за них. Он пришпорил лошадь над изгородью и бросился в погоню.
Через несколько мгновений они пронеслись по зеленой траве вверх по холму, перепрыгнули еще один каменный забор и оказались под темным навесом. Сосновые иголки густо лежали на земле, мокрые и полные плесени, заглушая шаги лошадей. Тем не менее, с каждым шагом ветки ломались, словно хруст костей у птицы.
Сэру Боренсону под деревьями показалось неестественно мрачно. Он побывал во многих лесах. Облака над головой и заходящее солнце приглушили свет, но черные сосновые ветви, казалось, торопили наступление ночи.
В торжественном лесу туман поднимался из-под земли, создавая дымку, похожую на пустой песенный дом после того, как погасли свечи после последней вечерней арии.
Они проехали через густой лес почти полмили, прежде чем Боренсон нашел тела. Они поднимались по крутому склону, среди деревьев, таких толстых, что под ними не могли расти даже папоротники, когда наткнулись на пять девушек, лежащих в сгибах мшистого старого дуба, бледного тела, белого и бескровного, с синими пальцами рук и ног.
Каждое тело находилось на разной высоте. Но все они были вне досягаемости волков. Все девушки были молоды, лет от пяти до тринадцати, и большинство из них были обнажены. Их животы выглядели раздутыми, как будто они были беременны.
Но самым ужасающим было выражение их лиц. Они смотрели вверх побелевшими глазами и широко раскрытыми ртами, как будто они умерли в невыразимом страхе или агонии.
И то, и другое, как подозревал Боренсон. Его сердце упало. Его собственной дочери Тэлон, старшей из его выводка, было восемь лет. В тот момент он почувствовал, что она — самое дорогое, что есть в его жизни. Он оглянулся, опасаясь, что Фэллион и Джаз увидят тела, но было уже слишком поздно. Принцы смотрели в шоке.
Фаллион всмотрелся в ужас от увиденного. Он еще не познал тайны формирования детей. Он никогда даже не видел девушки без одежды и знал, что то, что он видит сейчас, было злом и неестественным.
На холме в лесу послышался треск, как будто лошадь наступила на ветку. Все на мгновение остановились и с опаской посмотрели в гору, затем Боренсон снова повернулся к принцам.
Уведите их отсюда, — сказал Боренсон Вагжиту и Дейморре.
Боренсон ехал на своей лошади рядом, встав между принцами и девушками, чтобы заслонить им обзор. И какое-то мгновение он просто смотрел на двух девушек, зажатых в сгибе той же ветки, чьи тела лежали почти на одном уровне с его глазами.