— Это правда? — спросил Оливье.
— Нет. Я лично прошел генотипирование, чтоб решить этот вопрос. Даммекос был моим прадедом.
— Тогда вы могли стать богатым, — заметил Ле Бон.
— Богатым? — Герадем невесело улыбнулся. — Не желаю иметь к нему никакого отношения. Он был таким же ублюдком, как и его приемыш, — сердито сказал кузнец. — А вот мой дед, великий искусник, прослыл бы, если б не Пертурабо, гением нашей эпохи. Андоса не обделил вниманием практически ни одного вида искусств или ремесел, и все в его руках становилось прекрасным. Никто не мог его превзойти, даже Пертурабо. Думаете, Даммекос, его родной отец, видел это? Нет, не видел. Даммекос был ослеплен Пертурабо и той пользой, которую этот юноша-чужак мог ему принести.
Герадем вынул из огня железо и принялся обрабатывать его молотом. Между звонкими ударами он продолжал свой рассказ:
— Зато Пертурабо видел, на что способен Андос, и злился. Он постоянно вызывал моего деда на состязания, чтобы посмотреть, кто из них сотворит чудеснейшее произведение или самое лучшее оружие. Все знали, что Пертурабо превосходит Андоса во всех отношениях, и никто не знал этого лучше, чем сам Андос. Но гнев примарха разжигал даже малейший намек на то, что он может уступать кому-либо, даже своему приемному брату, талантами. А гнева у него и без того Пертурабо всегда хватало. И поэтому он соревновался с Андосом, и побеждал его, и состязался с ним вновь, и вновь побеждал, и каждый раз упивался триумфом. Жалкое зрелище — ни дать ни взять десятилетка, ликующий, что одолел в борьбе трехлетнего братишку.
— Это не согласуется с официальной версией жизни примарха, — сказала Марисса.
От сильного удара металл вспыхнул веером искр. Герадем взял железо в щипцы и оценил заготовку. Она принимала форму меча. Металл остыл до светло-рубинового оттенка, и кузнец сунул его обратно в угли. Вновь заработали мехи.
— Ну разумеется, нет. Официальную версию написал Пертурабо. До пришествия Императора он являл миру лик, который сам считал спокойным и властным, но в действительности — угрюмый. Он прятал зависть, но гнев полностью скрыть не мог.
А вот история, поведанная мне отцом, который слышал ее от моего деда. И это самое правдивое, что вы узнаете о примархе, раз уж так этого хотите.
Однажды Пертурабо снова бросил Андосу вызов. К тому времени терпение моего деда истощилось. Достигнув средних лет, он затворился в своих мастерских. И больше не имел ни малейшего желания кому-то что-то доказывать, а лишь как мог продолжал свои труды в тени Полководца Лохоса. Но Пертурабо не собирался оставлять его в покое. Упрямо продолжал требовать нового состязания талантов. Андоса не так-то просто было раззадорить, но в конце концов он вспылил, как и всякий человек на его месте, и принял вызов. Они должны были изготовить статуи Шашала из Драста — это один из героев нашей культуры, — кисло пояснил кузнец. — Очередной кровавый убийца-тиран. Мы к ним слабость питаем.
На этот раз Андос трудился усерднее, чем когда-либо прежде. Весь свой талант вложил в эту статую. Пертурабо закончил свою гораздо раньше, но мой дед не хотел торопиться. Шли недели. Пертурабо тешил самолюбие мыслью, что одержал еще одну победу. Но затем Андос завершил работу, статуи поставили рядом и сняли с них покрывала.
Кузнец достал металл из огня и снова начал бить по нему, между ударами продолжая говорить:
— Статуя Шашала работы Пертурабо была идеальной во всех отношениях. Ни единого изъяна. Завораживающая композиция, дивно переданный человеческий облик. Казалось, Шашал вот-вот сойдет с пьедестала, бронзовый призрак станет дышать и жить. Придворные растрогались до слез.
— Так почему же Пертурабо ее уничтожил? — спросила Марисса.
Герадем издал горький смешок:
— Потому что возникла одна проблема, и для Пертурабо то была очень большая проблема. — Молот звенел по металлу. — Статуя, отлитая Андосом, оказалась лучше. Намного лучше. Разумеется, произведение примарха было технически совершенным, но Андос каким-то образом заключил в бронзе душу героя. Когда на нее смотрели под разными углами, статуя раскрывала новую грань характера Шашала. Андос изобразил пафос и трагедию. С помощью тонких средств он поведал историю жизни тирана в одной-единственной фигуре. В сравнении с шедевром Андоса статуя Пертурабо смотрелась пустышкой. Говорят, никогда еще не создавали на Олимпии более прекрасного произведения искусства, и Пертурабо это знал. Его лицо посерело. По он поздравил моего деда, и двор удостоил того высоких почестей. Статуи собирались установить бок о бок над Кефалонскими вратами Лохоса в честь обоих скульпторов. Этого так никогда и не случилось.