Мы с Айной недоверчиво вытаращились на них.
— Он зейдмар? Муж, что использует женское колдовство? — опешила подруга.
— Ну, не так чтобы и часто… Но однажды его поймали за руку, — пояснил Стин. — У вас, нейдов, к этому относятся немного проще. Но среди туннов порядки строгие. Жёнам — жёново, мужам — мужнее. Зейд — колдовство женщин. Только они могут есть вороньи ягоды, отделять душу от тела и гулять по мирам. Но и платят за это дорого. У мужей иные занятия и другие ритуалы, куда нет пути жёнам. Таковы наши законы. А колдующий, как баба, бабою становится.
Айна лишь тихо хмыкнула. Я спрятал улыбку. И правда, у нас в Нейдланде прощались некоторые отступления от правил, если боги разрешали.
— Значит, Ивера за это ненавидят? — уточнила Айна.
— Никто его не ненавидит, — отмахнулся Стин. — Но порицают. Потому и Красотка. Ну, был Красоткой. Вряд ли ты убил его, Хинрик, но если Ивер выживет, вот это будет парочка: одноглазый парень и его невеста со шрамом на половину лица.
— Видать, боги решили их уравнять, — отозвался Нилс. — Сванхильд хорошая. Не заслужила такого позорища.
Стин попытался незаметно пнуть товарища по ноге, но я это увидел.
— Не болтай лишнего, болван, — прошипел он. — Мы всё и так в дерьме.
Мы с Айной аккуратно переглянулись. Она кивнула — тоже запоминала всё, что видела и слышала. Может это знание пригодится нам дальше. Но сперва следовало выбраться из этого переплёта живыми.
Я прислушался и заметил, что Ивер перестал стонать. Гутфрит стремительно вышел из тёмного проёма жилой половины. За ним тенью следовал начертатель с живой курицей в руках. Пернатая била крыльями и пыталась вырваться, но колдун держал её крепко. Конунг лишь скользнул по нам взглядом — я не понял, о чём он думал — а затем молча уселся на троне ярла, глядя на колдуна в чёрном.
Начертатель направился к очагу. Присутствовавшие воины наблюдали за ним, да и я не мог оторвать глаз. Встав у огня, колдун одним резким движением выхватил с пояса клинок и полоснул курице по шее. Айна вздрогнула, и я украдкой взял её за руку. Ей, избраннице богов, бояться было нечего.
— О, Урсиг! — возопил начертатель, вытянув курицу над очагом так, что кровь капала на пламя. — Услышь меня, ибо я вещаю от имени конунга Гутфрита Седого! Услышь меня, великий судья, и обрати взор на этот чертог! Прими эту жертву и открой нашему вождю истину. Разверзни рты! Развяжи языки! Яви сокрытое!
Он повторил воззвание к богу три раза, а затем взял маленькую глиняную чашу и сцедил в неё остатки крови. Тушку жертвы он бросил в огонь, и зал наполнился запахом горелых перьев. Взяв чашу обеими руками, начертатель медленно поплыл к трону, продолжая напевать воззвание к богу правосудия. Подойдя к трону, он опустил палец в кровь и начертил на лбу конунга руну Урс. После этого развернулся к нам и повторил то же самое с каждым из нас. А затем выпил остатки жертвы и замер, закрыв глаза.
Пламя в очаге вспыхнуло почти что до потолка. Колдун распахнул глаза.
— Бог дал знак! Урсиг здесь. Суд благословлён.
Гутфрит кивнул. Начертатель вытер окровавленные губы и встал позади трона, почти скрывшись в полутьме.
Конунг обратил взор на друзей сына.
— Нилс, из них троих ты самый бесхитростный. Говори, как всё было, — приказал он. — Но прежде клянись именем Урсига, что расскажешь правду.
Стин нахмурился, но перечить не посмел. Здоровяк шагнул к Гутфриту.
— Иверу была нужна женщина. Из всех, что были здесь, ему понравилась лишь эта юхранка…
Конунг жестом велел ему замолчать и подался вперёд, уставившись на Айну.
— Ты из юхри? Твой Хинрик говорил, вы живёте в северных лесах. Как же ты оказалась в Нейдланде?
Айна открыла было рот, но вдруг резко побледнела. Из её горла раздался лишь невнятный хрип.
— Не лги, девица, — донеслось из тьмы за троном. — Урсиг не даст тебе солгать. Любая ложь превратится в хрип.
Я оцепенел. Проклятье. Начертатель умудрился заколдовать кровь жертвы. Как он успел? Я же внимательно наблюдал за ним, и он не чертил вязь на правду в зале. Видимо, заколдовал жертву ещё в курятнике. Дерьмо! Теперь я могу выдать себя. Мы все под этим заклятьем.
— Я из юхри, — наконец ответила Айна. Отдышавшись, она продолжила. — Мои предки служили конунгу Вальгарду, отцу прославленной Эйстриды. Почти все умерли или погибли. Меня отправили на север, потому что так было спокойнее.
Гутфрит удивлённо приподнял брови.
— Вот как. Значит, ты не рабыня, а вполне себе родовитая и свободная женщина.
— Это так, вождь.
Каждая фраза причиняла Айне невыносимое страдание. Я чувствовал, что она старалась как можно осторожнее выбирать слова, чтобы не дать возможности Гутфриту зацепиться за них и продолжить допрос.