Что–то тихо зашуршало позади меня. Я резко обернулся и по привычке потянулся к ритуальному ножу на поясе, но обнаружил, что его со мной не было. Странно. Неужели выронил, пока меня тащило сюда?
— Покажись! — вложив в голос всю волю и твёрдость, приказал я. — Яви себя, кем бы ты ни был.
— А не то что? — хихикнули из темноты. — Убьёшь то, что нельзя убить?
— Не убью, но настроение испорчу, — пообещал я. — Я Хинрик из Химмелингов, ученик начертателя. Представься.
Незнакомец не ответил. Я лишь слышал тихое шарканье и поворачивался на звук. Вдруг в нескольких шагах от меня что–то вспыхнуло. Словно сотканный из света шар подбросили вверх, и он рассыпался сотней сотен мелких искр. Никогда не видел подобного колдовства. Я отпрянул от неожиданности и по привычке потянулся к амулету, но вспомнил, что снял его.
Зато теперь я мог разглядеть место, в котором очутился. Пещера была явно рукотворная — свод из отполированного чёрного камня походил на купол. Стены из такой же блестящей породы украшала затейливая резьба. По каменным стенам вилась лоза из чистого золота, а листья, бутоны и лепестки были выполнены из сверкающих самоцветов. Пол оказался мозаичным, и я понял, что стоял на драгоценных камнях, идеально прилаженных друг к другу — и волос не просунешь. Я очутился в настоящей сокровищнице, во дворце самоцветов. Гнавхейм?
У противоположной стены в нише, овитой искусным орнаментом, стоял трон из чистого золота, а подступы к нему были усеяны серебряными монетами, золотой утварью, драгоценностями и украшениями. На троне, хитро и мерзко улыбаясь, восседало создание, ростом с ребёнка, но с лицом старика.
— Ты гнав? — Я шагнул к трону, но золотая лоза тут же сползла со стены и крепко вцепилась мне в ногу. Ну и капканы у них.
— А ты кого ожидал увидеть?
Волшебный мужичок ловко соскочил с трона, подбежал ко мне и выставил руку. Я заметил, что он держал амулет Гутлог — жертву, что я принёс ради этой встречи.
— Ты оскорбил меня и мой народ, Хинрик из Химмелингов! — Гнав швырнул амулет мне под ноги. Нить зацепилась за острый лист золотой лозы, порвалась, и по полу покатились бусины. — Как ты посмел предложить мне такую дешёвку?
— Этот подарок много для меня значил.
— Твой наставник совсем ничего не рассказал о нас? Не вбил в твою тупую башку, что этого недостаточно? Ты б ещё на священные камни помочился!
Гнав противно захрюкал, и я услышал, как со стороны стен ему ответили осуждающим гулом. Значит, мы здесь были не наедине. Я бросил косой взгляд на лозу — нога намертво застряла в металлической хватке — и слегка поклонился.
— У меня и в мыслях не было оскорблять тебя, почтенный гнав, — сказал я. — Учитель сказал, что твой народ можно вызвать с помощью самоцветов, и такую жертву вы примете. Поэтому я отдал амулет.
— Дешёвка! — взвыл гнав и принялся скакать по залу, высекая пятками искры. — Дешёвка!
Я бросил взгляд на груды драгоценностей возле трона.
— Прости, почтенный, но зачем вам так много самоцветов и золота?
Гнав остановился и принялся сверлить меня маленькими ярко–красными глазками. На фоне огненно–рыжей бороды и лохматых косм, увенчанных смешной шапочкой, они смотрелись забавно, но не пугающе. И всё же я осознавал, что имел дело с силой, которой не понимал. Гнавы были одним из древнейших народов, что создали боги. Их называли кузнецами Всеотца. Они выковали копьё Вода для битвы с великанами. Подарили наконечники стрел богу охоты Якту, чтобы он каждый день приносил добычу в чертог Всеотца. Гнавы создали из звёздного и лунного света венец для Гродды и подарили волшебную наковальню богу–кузнецу Йирду. И они же научили Йирда создавать зачарованные предметы и делать оружие из незримых глазу вещей. Так бог Химмель получил от Йирда крылья из всех мировых ветров, а богиня Хевн обрела плащ из слёз вдов.
Гнав помотал головой по сторонам, словно прислушивался к голосам.
— Зачем камни? Зачем золото, спрашиваешь? Это же пища!
— Вы едите камни?
Гнав расхохотался.
— Поверил! Слышите, болван поверил!
Ему вторил нестройный гогот, и стены содрогнулись. Гнав тут же замахал руками, и смех утих.
— Дар неценный, — заявил он, топнув обутой в алый сапожок ногой. — Жертва не принята.
Я улыбнулся.
— Но ты мне все же показался.
— Чтобы покарать тебя! Если, конечно, ты не дашь мне другую жертву. А если не дашь, мы тебя растерзаем! И кости твои пустим на украшения отхожих мест.
Мне едва удалось удержаться, чтобы не прыснуть. Угроза, несомненно, была страшна. Да только верилось в неё с трудом.