— Выпьем же еще раз вместе, друзья мои.
Мы выпили, сидя у очага, а женщины сидели на лавках, в то время, как мужчины окружили доброго христианина. Я оказался между двух кузенов, Раймондом Марти и Раймондом Мауленом, который обнимал меня за плечи, и я говорил и смеялся вместе со всеми. Я радостно смотрел по сторонам. И был поражен, увидев, какое неизгладимое впечатление произвел на женщин — даже на прекрасную Маркезу — Мессер Пейре Отье. Вне всякого сомнения, он, святой человек Божий, несмотря ни на что, оставался человеком из высшего общества, со своими элегантными речами, утонченными и куртуазными манерами. На Себелия тоже была очарована, и так рассыпалась в любезностях, что мне стало смешно. Она увидела это, бросила на меня злобный взгляд, и еще крепче прижала младенца к груди. Я засмеялся еще громче. Как смеялись все мужчины вокруг меня, как смеялся и сам человек Божий, с бокалом вина в руке.
А потом стали рассказывать разные смешные вещи о кривляниях и предрассудках клириков Римских, их бесконечных процессиях и ларцах с реликвиями.
Я не знаю, каким образом мне пришло в голову спросить доброго человека, что он думает о крестном знамении, которое попы требуют от нас совершать, когда мы заходим в церковь.
Я хотел знать, есть ли от этого знака какая–нибудь польза.
— Конечно, от него есть польза, и очень даже большая, — ответил он мне с невозмутимым видом.
Пораженный, я перестал смеяться, глупо открыл рот и заморгал. Лукавая улыбка промелькнула по его лицу, когда он продолжал дальше:
— Крестное знамение очень даже полезно, особенно летом, чтобы отгонять мух от лица. При этом можно произносить такие слова: Вот лоб, вот борода, вот одно ухо, а вот другое.
У меня от смеха выступили слезы на глазах, а потом я заметил, что и окружающие радостно смеются, тем более, что — как я узнал впоследствии — им была уже известна эта шутка.
Через несколько минут все мы поднялись, завернулись в плащи — все мужчины, собравшиеся здесь этим вечером — чтобы сопровождать в дороге Мессера Пейре Отье. Ночь только начиналась, прекрасная ночь, освещенная яркой весенней луной. Добрый человек шел в Кассаинь, где должен был остановиться у добрых верующих, а мы провожали его, почитая за честь обеспечить его безопасность. Все мы были компанией друзей, шедших по дороге лунной весенней ночью.
И мне казалось, что я всегда буду идти так вместе с ними.
ГЛАВА 11
ВЕСНА 1303 ГОДА
Еретиков приводил в дом мой муж, Раймонд Пейре, а также Пейре Маури, из Монтайю, пастух моего мужа… После melhorier мы выходили из комнаты, кроме еретиков, моего мужа и Пейре Маури, который был большим другом еретиков… Пейре Маури старался всякий раз, как только мог, оказаться в их обществе, и кажется, он даже не мог себя хорошо чувствовать, если не был вместе с ними.
И в тот год, и в два последующих Пейре Маури ходил так со своими друзьями из Разес, служил добрым людям, помогал им, защищал их, и все больше и больше его переполняла любовь к ним, и в их присутствии у него радостно сжималось сердце. Он ходил в Кустауссу, Лиму и Кийан; он ходил в Лаирьер, Буиссе и Риу, что в долине Даинь; он ходил в Кубьер по дорогам на Фурту, где можно было сократить путь через лес; много раз он водил их даже в Монтайю. В те годы он познакомился почти со всеми добрыми людьми, и готов был встречаться с ними снова и снова. С Мессером Пейре Отье, который в их Церкви имел статус Старшего и предпочитал путешествовать в обществе своего сына Жаума; с самим Жаумом Отье, подающим большие надежды юристом, хрупким юношей, которого его отец крестил сам, как и его друга Понса Бэйля — сына доброй На Себелии из Акса; с Гийомом Отье, братом Старшего, который чаще всего ходил с Андрю Тавернье, бывшим ткачом из Праде д’Айю; с немолодым уже Амиелем де Перлем, бывшим помещиком из Сабартес; с двумя молодыми людьми из Кустауссы, Раймондом Фабре и прекрасно образованным Фелипом де Талайраком. Он уже привык называть их монашескими именами: Пейре и Жаум из Акса, Фелип и Раймонд из Кустауссы, Андрю из Праде… И каждый раз повторялось это счастье — ритуальное приветствие, тройной поцелуй и тройная просьба о благословении.
Он открыл для себя, что они были просто людьми. Обычными людьми из плоти и крови, со своими характерами, заботами, грузом своего прошлого. Они были так похожи и в то же время так различны — серьезные и смешливые, любезные и скрытные, молодые и не очень, прошедшие огонь, воду и медные трубы, и невинные как дети, ласковые и хмурые, с поджатыми губами и открытыми объятиями. У каждого был свой голос, свой акцент и способ жизни. Они могли быть грубоватыми и приветливыми, могли общаться непринужденно и легко, а могли с трудом подбирать слова — но всякое их слово говорило о Добре. Это были люди из плоти и крови, которые нуждались в помощи, в проводниках на дорогах, которым нужно было делать дары и подношения, чтобы они могли выжить; безопасность которых нужно было охранять. Они мучились и страдали в этом мире, как и все остальные, и, как и все, должны были однажды умереть. Но эти люди осмелились бросить вызов опасностям и несправедливостям мира сего, чтобы проповедовать Добро. Эти люди жили как апостолы Христовы, которые никогда не лгали и не обманывали, отказывались от всякого насилия и всякого зла, никогда не прикасались к женщинам, все свои дни проводили в постах. Это были люди Божьи, в руках которых была большая власть спасать души. Люди, несправедливо оклеветанные и оболганные, но желающие хранить в чистоте свою веру. И Пейре с радостным замиранием сердца видел, как укреплялась и обновлялась запрещенная Церковь, как новые дома верующих появлялись повсюду в этой земле — от Сабартес до далекого Лаурагэ, Разес, Тулузен и Альбижуа. Проводники, возвращаясь из Италии или по дороге в Тулузу, стучались по ночам в его двери; и он передавал послания, обменивался или делился новостями. Постепенно подпольная Церковь восстанавливала силы. Мессер Пейре Отье, Старший Пейре из Акса, был душой этой Церкви; несмотря на свой возраст, пешком или верхом на муле, вместе со своим сыном Жаумом из Акса, он отправлялся в многочисленные далекие миссии, укрепляя верных и воскрешая веру, обновляя старые связи сопротивления, которые Инквизиции не удалось разорвать за сто лет репрессий, вселяя в сердца верующих надежду. Иногда он исчезал на долгие недели, его не видели по нескольку месяцев. Он исходил всю территорию сенешальства Каркассон, углублялся в сенешальство Тулузы и добирался до Альбижуа, чтобы вновь вернуться в Пиренеи и графство Фуа. Очень скоро Пейре Маури понял, что дом Мартина Франсе в Лиму, находящийся между Сабартес и Разес, представлял собой что–то вроде главного средоточия всего подполья, куда стекалась вся информация, все пожертвования и дары. Серебро, мелкие монеты, мука, шерсть.