Под конец октября месяца, как и ожидалось, однажды вечером, Пейре Монтани привел добрых людей Пейре и Жаума Отье в бастиду Арка. Они оба приехали на мулах, принадлежащих Мартину Франсе, а на поясе у них были большие мечи, как у богатых горожан, чтобы избежать подозрений на большой дороге. А когда добрый верующий из Кустауссы отправился обратно в Лиму, добрые люди поселились в большой комнате на солье у Раймонда Пейре — Сабартес. Там они оставались три или четыре дня, к вящей радости местных верующих, и особенно Пейре Маури. Отовсюду приносили дары. Раймонда Пейре — Сабартес, свояченица Раймонда, сразу же прислала большую корзину яблок и орехов. Виллафранка Гайрод принесла красивую новую миску, полную меда. Ее муж, бальи мессира Жилета, явился сам, чтобы используя свое умение, выразить преданность и самолично побрить Мессера Пейре Отье, который любил, чтобы его лицо оставалось таким же гладким и холеным, как в бытность его нотариусом. У доброго человека Жаума в то время тоже была красивая бородка, которую он регулярно и аккуратно подстригал, как и свои легкие кудри. Каждый вечер он одевал зеленый камзол, который брал у Раймонда Пейре, и уходил поговорить с людьми на площади. Но поскольку он был намного худее и выше, чем Раймонд Пейре, то одежда сидела на нем немного странно, обвисая на плечах, и искажая и огрубляя изящную походку юноши.
И каждый вечер, с несколькими друзьями, Пейре Маури шел вместе с юным монахом на площадь, словно со своим старым другом. Он хотел как можно полнее насладиться его присутствием, но также, в случае нужды, защитить его, если вдруг по несчастью, какой–нибудь злонамеренный сосед, распознает в нем еретика. В октябре вечера были еще достаточно теплыми, и мужчины сидели под луной, чтобы провести вечер на воздухе, а женщины, оставшись дома, пряли и шили при свете очага. И, конечно же, после обмена новостями и шутками, все разговоры неминуемо сводились к несчастьям и несправедливостям наших дней. Пейре не мог не восхищаться до глубины души, как молодой монах, никогда не произнося откровенно еретических речей, поворачивал разговор к насмешкам над суеверными обрядами Римской Церкви — ее статуями–идолами, ее облатками, которыми кормят простаков, ее реликвиями и чудесами — и к резкой критике Братьев–проповедников с их злобной Инквизицией. И храбрые жители Арка в ответ только кивали головами, соглашаясь, смеялись его шуткам, и выражали свой гнев по поводу Братьев–проповедников.
В первый вечер, когда они все вместе — Пейре Маури, Раймонд Маулен, Гийом Эсканье и Гийом Ботоль сопровождали Жаума Отье после наступления темноты до дома Раймонда Пейре — Сабартес, то, войдя в дом, они увидели доброго человека Пейре Отье, восседающего в центре фоганьи. Он сидел на лавке возле очага, рядом с хозяином дома, который возился с какой–то домашней утварью. Напротив него сидели, занятые пряжей, добрые верующие — Госпожа мать, Маркеза, Эглантина, Себелия, и слушали его слова с чрезвычайным интересом. И когда его сын Жаум в зеленом камзоле вошел и сел рядом с ним, Старший как раз отвечал на вопрос На Себелии, с жадностью расспрашивающей его, какие важные люди помогают Церкви. И когда он похвалил прекрасную поддержку, которой пользуются его братья у аристократии Сабартес — и в этот момент в его речах словно проскользнула эхо его прежней светской жизни — дама Себелия, дрожа щеками и полузакрыв глаза, заулыбалася от удовольствия. И вновь Пейре почувствовал, как в нем поднимается неудержимое желание смеяться, что он и так слишком часто делал прямо в лицо жене Раймонда Пейре.
Но выражение лица Себелии Пейре достигло полного экстаза, когда добрый человек стал рассказывать историю о счастливом конце Монсеньора Роже Берната, графа де Фуа, который он самолично уделил ему в его замке в Тарасконе вот уже два года тому. Но эта история впечатлила и Пейре Маури. Он знал, что Старший, Пейре из Акса, говорит абсолютную правду. Это апостол, который не лжет и не обманывает. Из этих самых рук Мессера Пейре Отье, которые он держал перед собой, проповедуя верующим Арка, снизошло на графа де Фуа, на его смертное ложе, consolament, таинство Иисуса Христа, смывающее грехи и спасающее душу. Правдой было и то, что еще до своего обращения старый нотариус из Акса был очень близок со старым графом, для которого он составлял и заверял столько важных документов. Раймонд Маулен, сам уроженец Сабартес, воскликнул: