— Если вы собираетесь рассказать мне о морских змеях… — перебил его Билл.
— Нет, сэр. Хочу рассказать вам совсем о другом, стоящем тысячи.
Оборванец опасливо осмотрелся по сторонам.
— Как вы думаете, с какой целью они предложили мне вступить в их сообщество, мне — четырежды сидевшему в тюрьме? Поверьте, мне было смешно, когда этот верзила в черном одеянии твердил о долге, ответственности и прочих глупостях. А когда я выходил, меня хлопнули по плечу…
— Кто? Неужто «Сыны Рагузы»?
— Они самые. Человек, который хлопнул меня по плечу, оказался старым знакомым. С ним вместе я совершил несколько удачных налетов в районе Сингапура. Он рассказал мне, что его подцепили в ост-эндских доках и тоже записали в сообщество, а затем даже ввели в Двадцать третью степень. И я тоже там, — гордо прибавил Тинкер.
— Слушайте, Баллот! — позвал Билл инспектора. — Наш приятель рассказывает интересные вещи о «Сынах Рагузы»!
— Но я еще не рассказал. Я только начал, — ухмыльнулся Тинкер. — Знаете ли вы, что я буду делать двадцать девятого июля? Нет, не знаете! Я — второй кочегар, но получу за рейс десять тысяч фунтов! Не верите? А между тем это так! Однако я слишком уважаю себя, чтобы пойти на это дело. К тому же, кто поручится, что меня не надуют? Дайте мне пятьсот фунтов, и я расскажу вам историю, от которой у вас волосы встанут дыбом, и благодаря которой ваш издатель разбогатеет, если решит ее напечатать. Вы думаете, что я вру? Ничуть… Если же мне не дадут пятьсот фунтов, то я со следующим кораблем отправлюсь в Аргентину, и вы, мистер Баллот, больше никогда обо мне не услышите.
Билл подумал и сказал:
— Сам я не могу дать вам этих денег, но я поговорю с издателем. Приходите ко мне домой сегодня в девять часов вечера.
Оборванец с радостью принял предложение.
— Только не в девять, а в десять. На девять у меня назначено свидание с приятелем. И приготовьте деньги…
С этими словами он скрылся в какой-то подворотне.
— Этот молодчик еще почище Тоби, — задумчиво сказал Баллот.
Инспектор знал о «Сынах Рагузы» гораздо больше, чем думал Билл. Многие сведения за последние дни получил Баллот по телефону от ряда полицейских чинов из портовых городов.
— Не могу понять, что произошло с «Сынами Рагузы», — сообщил ему, в частности, начальник полиции Нортпорта. — Они вербуют в свои ряды всяческий сброд! Подстерегают у тюремных ворот выпускаемых преступников и чуть ли не силой тащат их в свои ложи. Мне жаловалось несколько человек из ветеранов, которые подумывают даже о том, чтобы покинуть Общество…
История Тинкера тем самым получала блестящее подтверждение.
Глава 25
Билл не видел доктора Лэффина с тех пор, как тот выставил его из дома в день пропажи драгоценной диадемы. Теперь у молодого человека появилась необходимость кое о чем потолковать со стариком, и он отправился в дом на Кемденской дороге.
— Будьте добры, подождите в этой комнате, — сказала служанка, впустившая его. — Я доложу доктору.
Сверху донесся раздраженный голос. Билл подумал, что его сейчас опять попросят удалиться, но он ошибся. Послышались шаги, и в комнате с веселой улыбкой появился Клайв.
— Вы — мистер Хольбрук, не так ли? Позвольте представиться — лорд Лоубридж. Впрочем, кажется, мы уже встречались. Вы, вероятно, пришли для того, чтобы устроить доктору разнос за его возмутительное поведение по отношению к бедной мисс Карен. Можете считать дело сделанным. Я задал ему такую головомойку, что он ее не скоро забудет…
Доктор Лэффин принял Хольбрука с невозмутимым видом.
— Насколько я понимаю, вам, мистер Хольбрук, угодно видеть меня. Должен сообщить, что методы работы современных репортеров мне не нравятся. Что же касается газет, то я отношусь к ним с отвращением и никогда не читаю.
— Благодарю вас за добрые слова, — ответил Билл. — Но я пришел отнюдь не для того, чтобы брать интервью по поводу исчезновения мисс Карен. Насколько мне известно, у вас уже была полиция, и именно от нее вы впервые услышали о случившемся, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Лэффин, делая вид, что не заметил иронии, прозвучавшей в вопросе Хольбрука. — В настоящее время между мной и мисс Карен мало общего. Все мои заботы о ней отвергались с таким презрением, а мои приказы нарушались с такой последовательностью, что я отказался от нее и более не интересуюсь ее судьбой…
— Вы подразумеваете, доктор, то благодеяние, которое оказали ей, взяв из приюта? А любопытно узнать: было ли вам тогда известно, что отцом девочки являлся Лэйф Стоун?
Лэффин, небрежно сидевший до этого в кресле, тяжело уронил руки на стол, сверкнул глазами и резко спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Неужели вы будете утверждать, что ничего не знали о прошлом девочки, которую брали на воспитание? Неужели вы не знали, что она вовсе не дочь тех Кэрью, у которых жила?
Наступило тягостное молчание. Доктор тяжело дышал.
— Но это пустые разговоры, — хрипло сказал он наконец. — Но где вы нахватались этих глупостей?
Билл коротко рассказал, что знал, не упомянув однако имени Тоби Марша.
— Должен сознаться, — заявил доктор Лэффин после некоторого молчания, — что я не потрудился навести справки у мэра. Значит, по вашим словам, мисс Карен была дочерью мистера Лэйфа Стоуна?
— Как? — живо переспросил Билл. — Вы говорите «была дочерью». Значит мистер Лэйф Стоун умер?
Лицо Лэффина стало непроницаемым.
— Откуда я могу знать? Этот господин не принадлежит к числу моих знакомых, — доктор встал. — Благодарю вас, мистер Хольбрук. Я напишу своей милой Бетти и сердечно поздравлю ее. Я уверен, что она будет хранить обо мне добрую память.
— Уверен, что она ничего не забудет, — холодно добавил Билл. — Но я пришел к вам не только для того, чтобы поделиться новостями. Мне не дает покоя ваша Двадцать третья степень…
Лэффин поднял руку в знак протеста.
— Да, я желаю знать, — продолжал молодой человек, — что такое эта Двадцать третья степень, и как случилось, что во главе ее оказались вы? За всем этим скрывается нечто непонятное, а, может быть, преступное…
— Мне не хочется говорить, — начал доктор, — но одно я могу утверждать определенно: Двадцать третья степень всегда была важнейшей составной частью нашего Общества.
— Вы говорите глупости, — возразил Билл. — До вас Двадцать третья степень влачила жалкое существование. Она состояла из пятидесяти старичков, помешанных на мистике. Теперь же никого из них там больше нет, и она полностью состоит из людей, которых вы сами подобрали, не так ли?
Лэффин облизал пересохшие губы.
— Я не понимаю вас. Вы, очевидно, сошли с ума, если задаете такие вопросы!
Лоффин бросил на репортера злобный взгляд и пожал плечами.
— Где Лэйф Стоун, я спрашиваю! — настаивал Хольбрук. — Человек, который приходил в лавку на Дьюк-стрит, человек, который потребовал у мисс Карен таинственное послание…
— Негодяй, убирайтесь вон! — закричал доктор.
— А теперь я скажу вам вот что, — продолжал Билл. — Лэйф Стоун — не кто иной, как Великий Приор «Сынов Рагузы», или по крайней мере, был им…
Доктор Лэффин широко открыл дверь и заявил:
— Я достаточно насладился беседой с вами. Позвольте пожелать вам спокойной ночи!
Билл мгновенно успокоился. Он сказал все, что собирался сказать, и теперь у него не было никаких оснований продолжать это не очень приятное общение.
Хольбрук поехал в редакцию, чтобы написать заметку по делу об убийстве брата Джона и о похищении Бетти Карен, а затем отправился к мистеру Ламбергу Стоуну. Американец провел всю ночь в госпитале.