Типичный Селенар.
— Они — чудовища, — сказал он, стреляя по целям. — Незаконные творения Селенара.
Масс-реактивные снаряды одним попаданием убивали большинство существ втрое большего размера, но на убийство этих уходил целый магазин.
Опрокинули очередного юстаэринца. Огромная сила чудовищ Селенара разорвала его броню, словно бумагу. Ворнак заревел в ярости, когда существо с шестью зверски сильными руками вырвало его штурмовой болтер, а затем оторвало ему руку. Он чуть отступил и врезал кулаком оставшейся руки в лицо твари.
Она не остановилась, так как у нее были другие лица — одно наполовину погруженное в складку плоти, напоминавшую воротник плащеносной ящерицы, другое с клыкастым отверстием, служившим ртом.
Другое существо с мультифасеточными глазами и чем-то похожим на стальные тросы вместо сухожилий. Но следующий обладал странной и неземной красотой, которая напомнила Трастевере о моменте, когда он увидел Фениксийца в бою на полях Исствана. Ворнак пал под градом ударов звериной толпы. Они вырвали ему глотку, и когда один из них поднял голову с куском окровавленной плоти в пасти, Трастевере увидел нечто настолько ужасающе знакомое, что буквально застыл в шоке.
Он единственный среди нападавших обладал совершенно человеческим лицом или, точнее, совершенно трансчеловеческим. У него были те же широкие генетически увеличенные скулы и высокий лоб, обычный для большинства легионеров, но это существо повторяло насмешливые ястребиные черты самого Гора Луперкаля.
Гнев грозил овладеть Трастевере, но он был юстаэринцем и не поддался эмоциям. Сын Гора подавил первобытное желание атаковать в слепой ярости. Он отделил свою ярость, готовясь обрушить ее на легионеров-лоялистов.
Пятеро его людей были убиты, другие истекали кровью, но продолжали сражаться с твердой дисциплиной.
Вот в чем была разница. Вот что решит этот бой.
Чудовища не обладали не отточенным мастерством, ни дисциплиной.
Они сражались не как единое целое, но как отдельные монстры.
Потрясение от их атаки было жутким, но с ее начала прошли считанные секунды.
— Сомкнуть ряды, — приказал Трастевере.
И дисциплина с подготовкой юстаэринцев приговорили нападавших.
Стихли последние выстрелы, и Шарроукин понял, что все чудовища Та'лаб Виты-37 мертвы. Она обещала, что ее протолегионеры купят им немного времени, но Гвардеец Ворона видел юстаэринцев в деле и понимал, что его будет немного.
Они выживали дольше, чем он рассчитывал, но этого все равно будет недостаточно.
Он, Тиро и Брантан были серьезно ранены, их искалеченные тела теряли смертельное количество крови внутри своих доспехов. Они оставляют липкие следы, которые даже слепой заметит. Сопровождавший их Гаруда летел неустойчиво из-за погнутых крыльев и помятого тела.
Брантан раскачивался с каждым шагом, одной рукой опираясь на стены. Железное Сердце сохраняло ему жизнь благодаря какому-то древнему чуду технологий, которое он не понимал, но, наверняка, даже оно не сможешь поддерживать его долго.
Тиро бежал, согнувшись. Его скручивало от мучительного давления сломанной спины, сам позвоночник рассыпался на осколки под мышечной оболочкой. Если он выберется из горы, это будет история, достойная лучших воинов Медузы, легенда, вдохновляющая будущие поколения Железных Рук
Собственные раны Шарроукина были сравнительно незначительными, хотя терзающая тело боль не соответствовала этой объективной оценке. Сломанный позвонок в спине отдавал агонией с каждым шагом, а рана в боку не затягивалась. Ощущение пустоты в груди говорило ему о лопнувшем основном сердце, и второстепенный орган взял на себя нагрузку. Резервное сердце легионера предназначалось только для поддержки раненого воина на короткие отрезки времени, пока он не доберется до апотекариев.
Оно не предназначалось для таких длительных нагрузок, как эта.
Гвардеец Ворона гадал, сколько времени оно еще протянет.
— Ты слышал это? — задыхаясь, спросил Тиро, упав на колени с рыком боли. — Они догоняют нас.
— Тогда вставай, чтоб тебя, — сказал Брантан, поднимая Тиро на ноги. — Ты — Железнорукий. Мы не становимся на колени в присутствии врага.
Тиро сдержал крик боли и судорожно вдохнул.
— Извини, капитан, — прохрипел он, сжав кулаки. — Больше не повторится.