Разноречивые чувства вызвали слова Подтелкова у собравшихся. Старики гудели: «Негоже так, беззаконие это — супротив атамана!», «Нельзя замиряться с большевиками, они грабители!»
Тогда выступил пожилой казак Иванченко:
— А я вот большевик, станичники, — и рассказал о своей одиссее. Февральскую революцию бедняк Иванченко встретил радостно: теперь не придется батрачить на станичных мироедов, прирежут, чай, землицы. Но время шло, надежды не сбывались, и решил казак спросить у самого атамана войска Донского, как же будет с землей. У Каледина не нашлось времени принять Иванченко, а товарищ атамана Митрофан Богаевский отрезал: «Через трупы наши получите землицу!»
— Поехал я из Новочеркасска несолоно хлебавши, — продолжал оратор. — С солдатами-большевиками ехал. Слушаю, думают они о том же, как и я. Неужто, мыслю, я-то при сединах и большевиком стал. Приехал в Царицын к Минину, голове большевистскому. Говорю: вы, большевики, — грабители? Правда это?
— Правда, дед. Только мы грабим раньше награбленное буржуями у народа. А грабим, говорит, так: возвращаем награбленное народу.
— Вот тебе и большевики, — заключил старик.
Митинг продолжался несколько часов. Голоса сторонников атамана тонули в тысячном хоре одобрительных возгласов фронтовиков, солдат, ремесленников в поддержку решений съезда. А эта народная поддержка, ох, как была необходима Подтелкову и его товарищам! Только опираясь на нее, ревком мог на деле противостоять Каледину. В принятой резолюции участники митинга приветствовали образование казачьего ВРК, протестовали против существования Войскового правительства и требовали передачи власти на Дону Советам казачьих, солдатских, рабочих и крестьянских депутатов.
Узнав о событиях в станице Каменской, В. И. Ленин назвал их знаменательными, заявив при этом, что идеи большевиков «побеждают на Дону»[10]. В отходе фронтового казачества от Каледина он увидел провал попыток всероссийской контрреволюции организовать поход против Советской власти.
«…Пускай теперь, — говорил В. И. Ленин на Чрезвычайном Всероссийском железнодорожном съезде, — господа Рябушинские с господами капиталистами Франции и Англии… печалятся и плачутся на свою судьбу: последняя их ставка бита даже на Дону…»[11]
УРОК КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ
Атаман был удручен происшедшим в Каменской: съезд разогнать не удалось, один за другим фронтовые полки признают власть казачьего ревкома, казаки слушаются приказов какого-то вахмистра Подтелкова. Силы Войскового правительства тают, а Каменский ВРК вот-вот заключит союз с командованием советских войск, и тогда Каледину конец. Это отлично понимали в Новочеркасске. Чтобы не допустить союза трудового казачества с Советской властью, попытаться «образумить» взбунтовавшихся фронтовиков, подчинить себе их комитет, в Каменскую направляется делегация Войскового правительства во главе с «хитроумным донским Одиссеем», председателем круга Павлом Агеевым. Одновременно отряду Чернецова, известному своими расправами над шахтерами, дан приказ готовиться к выступлению против ревкома…
Вечером 13 января прибывших из Новочеркасска делегатов проводили в помещение Каменской почтово-телеграфной конторы, где разместился ревком. За стол переговоров сели Подтелков, Кривошлыков, Дорошев… Поближе к двери — Кудинов. Так было условлено с Подтелковым: «иногороднему» большевику Щаденко присутствовать на переговорах было невозможно, он оставался в соседней комнате, и Кудинов должен был выполнять роль связного между ним и Подтелковым.
Посланцы атамана обвиняли ревкомовцев в измене казачеству, в том, что они «продались большевикам», уговаривали оставить свои заблуждения.
— Вы же все казаки, а не какие-нибудь голодранцы, а вы, Подтелков и Скачков, гвардейцы. Что у вас общего с большевиками? — спрашивал член круга Карев. — Нет, казакам с большевиками не по пути. Вы, ребята, не туда попали. Советую вам пока не поздно раскаяться.