Твердый, уверенный тон, категоричность требований, предъявленных Военно-революционным комитетом, произвели сильное впечатление на членов Войскового правительства. Само оно к моменту получения ультиматума Каменского ревкома находилось в исключительно трудном положении. Почти все казачьи полки отказались подчиняться атаману. Советские войска под командованием В. А. Антонова-Овсеенко тесным кольцом окружили Донскую область. В тылу калединцев поднимались рабочие Таганрога, Ростова, Сулина, крестьяне Приазовья.
Вспоминая то время, Митрофан Богаевский писал: «Казаки спокойно ждали Советской власти… считая, что это и есть настоящая народная власть, которая им, простым людям, ничего дурного не сделает. А что она уничтожит прежнее начальство — атамана, генералов, офицеров, а кстати и помещиков, — так и черт с ними… Вообще, настроение всего казачества в массе мало отличалось от общего настроения российского крестьянства…»
— Какие воинские части уполномочили вас предъявить эти требования правительству?
— Лейб-гвардии атаманский полк, лейб-гвардии казачий, шестая гвардейская и тридцать вторая батареи, сорок четвертый полк, четырнадцатая отдельная сотня, — начал перечислять Подтелков. Он на мгновение остановился, припоминая номера частей.
— Двенадцатый и двадцать восьмой полки, — подсказал Кривошлыков, — двенадцатая и двадцать восьмая батареи.
— Восьмой, двадцать седьмой, двадцать девятый полки, — уверенно продолжал Федор, — каменская местная команда, десятый полк…
Вмешался Богаевский:
— Вы не имеете права говорить от имени всего казачества! Господа, что же это происходит? Несколько казачьих частей самочинно выбрали ревком, взяли в руководители немецкого шпиона Щаденко, прибыл к ним из Чертково красногвардейский отряд Петрова, и они решили объявить себя властью! Вот они, правители Дона, — сняв пенсне, он показал рукой в сторону делегатов, — вахмистр Подтелков, прапорщик Кривошлыков, рядовой казак Кудинов, атаманец урядник Скачков…
— Встать! — вдруг крикнул из публики высокий худой есаул, обращаясь к ревкомовцам. — С кем разговор ведете? Забыли! В струнку перед атаманом!
Делегаты насмешливо глядели на взбесившегося офицера.
Протолкавшись к столу, тот продолжал:
— Неужели, Подтелков, вы думаете, что за вами, недоучкой и безграмотным казаком, пойдет Дон? Если кто пойдет, так кучка оголтелых казаков, а затем те же казаки, очнувшись, вас и повесят…
Спустя пять лет, пройдя все пути и дороги гражданской войны и оказавшись в эмиграции в Болгарии, есаул Шеин горько разочаровался в белом движении. Сделавшись одним из активистов казачьего «Союза возвращения на Родину», он призывал станичников идти вместе с большевиками в строительстве новой России.
Когда улегся шум после выступления есаула, Каледин продолжил вопросы, которые скорее походили на допрос, чтобы выставить делегатов в глазах собравшихся изменниками казачества.
— Признаете ли власть народных комиссаров?
Подтелков:
— Это может сказать лишь весь народ.
— Мы, казаки, — подхватил Кривошлыков, — не потерпим такого органа, в который входят кадеты. Мы казаки, и управление у нас должно быть наше, казачье.
— Как понимать вас, когда во главе народных комиссаров стоят чуждые казачеству люди?
— Им доверила Россия. Мы считаемся не с лицами, а с идеей.
— Будете ли иметь с ними сношения?
— Да! Большевики прекратят наступление на Дон, как только власть перейдет к трудовому казачеству.
— Но так думаете вы. А как поступят большевики, пришедшие на Дон, нам неизвестно.
— Комитет уверен, — с нажимом произнес Подтелков, — что большевики, если переговорить с ними, подтвердят мои слова.
— Четвертого февраля соберется войсковой круг в новом составе. Народные представители все разберут и устроят. Согласен ли ВРК (Каледин с видимым презрением, раздельно, по слогам произнес — Ве-эр-ка) признать переизбранный новый войсковой круг и участвовать в контроле над выборами?
— Нет. Мы знаем, как проводятся выборы на круг. Туда протаскивают чиновников и атаманов, фронтовикам затыкают рот. Если нас будет там меньшинство, мы продиктуем свою волю.