Шалья кашлянул и заговорил нараспев, как и подобает произносить пророчество:
– Ни один мужчина, рожденный в нынешнюю Эпоху, не может убить Калявана, Последнего в его Роду.
Шишупал нахмурился. Звучало довольно расплывчато. Он был достаточно начитан, чтобы знать, что сейчас они жили в эпоху Двапара, а Эпоха составляет примерно десять тысяч лет, и Двапар даже близко не приблизился к своему закату. С таким же успехом можно было просто объявить Калявана непобедимым. К несчастью для всех, пророки часто считали себя поэтами, хотя Шишупал, конечно, не верил в эту болтовню.
Госпожа Раша, казалось, разделяла его сомнения:
– Значит, если бы я просто вытащила кинжал из-за пояса и медленно перерезала тебе глотку, ты бы мне позволил?
– Моя дорогая госпожа Раша, вам бы я позволил резать меня любым способом, – привстав, галантно сказал Каляван, очевидно, не зная, сколь мало скрывает его тога – или, что еще хуже, полностью осознавая это.
– Господин Каляван… – начал Шишупал.
– Зовите меня Каляван, – улыбнулся он.
Боги, он просто мальчишка! Ему же не более семнадцати зим!
– Каляван, если ты скажешь госпоже Раше еще хоть слово в том же тоне, и мы точно узнаем, насколько правдиво пророчество. Не родился ли человек… – он запнулся.
– В нынешнюю Эпоху, – подсказал Шалья.
– Да, не родился ли в эту Эпоху человек, который заключит в тюрьму Калявана, Последнего в его Роду.
Шалья рассмеялся:
– А он мне нравится. Но я чувствую, что в это пророчество можно верить, Коготь. – Шишупал застонал, но счел невежливым сообщать Повелителю Мадры о своем добровольном понижении в должности, так что тот продолжил: – Наш дорогой Каляван никогда не проигрывал битву, дуэль или даже набег, если на то пошло. Он непобедим. Он убил… не знаю… тысячи людей – и на его идеальной оливковой коже нет ни царапины!
– Похоже, вы влюблены в него, господин Шалья, – фыркнула госпожа Раша. – Может, вам стоит отказаться от своего места в Совете восьми Союза Хастины, чтобы вы могли проводить больше времени с любимым.
– Это зависть, госпожа Раша, а не любовь. Ибо было время, когда мой живот выглядел, как у него, а не у той, которая могла бы его породить.
Снаружи запел императорский рог, и разговор резко оборвался. Сураджмукхи поспешила отойти от бедер Шишупала и спрятаться в более безопасное место за юбками госпожи Раши, – и учитывая, что прибыл император, произошло это как раз вовремя.
Один из слуг госпожи Раши подкатил к августейшему собранию тележку, накрытую серебряным куполом, и поставил ее рядом с креслом императора. Шишупал увидел, что на подносе расположены сверкающая золотая чаша с вином и сладости, сделанные в форме львов, раскрашенных в цвета Магадха.
– Если вы не считаете оскорблением откусывать от символа Магадха, ваша светлость, прошу вас, отведайте эти маленькие сладости, сделанные в знак уважения моего повара.
– Кажется, вы пытаетесь что-то доказать, госпожа Раша, – в голосе императора не звучало ни тени смеха.
Шишупал помнил императора еще с тех пор, как тот был Защитником Государства, – помнил, как самого свирепого воина королевства, несравненного льва, гиганта среди царей. Он был гораздо крупнее большинства людей, плечи его были широки, а грудь по форме напоминала булаву. Широкая челюсть под дико растущей бородой выдавалась вперед. Но сейчас его лицо было лицом побежденного, и темные глаза казались лишь напоминанием о человеке, которым он был раньше. Когда он разговаривал с госпожой Рашей, на шее светились голубоватые вены. Джарасандх напоминал старого льва, вынужденного уйти на покой лишь для того, чтобы обнаружить, что теперь он правит прайдом сурикатов и бородавочников. Он потерял интерес к жизни. Он был одет, как простолюдин, на нем даже не было золотой императорской короны.
Истинному Императору она и не нужна, напомнил себе Шишупал, увидев, как униженный Шалья поправляет свой собственный богато украшенный венец, без сомнения, чувствуя себя чересчур богато разряженным.
– Просто награждаю своего повара за то, что он сдержал свое обещание произвести впечатление. – Госпожа Раша жестом указала ожидавшему в тени прислужнику подать подогретое вино.
– Ты ведь еще не отдала мне моего грифона?
– Разведение животных – сложная наука, император. Если бы я просто могла возложить руки на живого грифона…
Император смерил ее задумчивым взглядом:
– Разве роскошная жизнь, которую ты ведешь здесь, не лучше? Ты действительно хочешь подвергнуть себя опасности и жить в лишениях, только чтобы… Ну, я действительно не знаю, чего ты хочешь добиться, моя добрая женщина, потому что ты знаешь, что я запретил…