Заметив, что Аверин поднимает воротник и прячет нос в шарф, Радзинский скинул свою внушительных размеров дублёнку и заботливо набросил её Николаю Николаевичу на плечи, прямо поверх пальто:
– Присмотришь за ней, – безапелляционным тоном заявил он. – Это будет твоей почётной миссией на сегодняшний вечер.
– Кеш, ты замёрзнешь! – заволновался Аверин, пытаясь вывернуться из дублёнки, которая на его сухощавой фигуре выглядела скорее, как меховая палатка, чем как предмет верхней одежды. – Немедленно оденься! – строго прибавил он.
– Никуся, ты здесь сегодня только для моральной поддержки. Так что сядь в уголок и расслабься. Чтобы ты не скучал, могу нарисовать тебе барашка, маленький принц…
– Это… какое-то изощрённое оскорбление? – попытался обидеться Николай Николаевич.
– Нет, Коля. Это намёк на твою фатальную неприспособленность к жизни. Отправиться лазать по развалинам в пальто от Armani мог только ты.
И то правда: даже Руднев был в джинсах и тёмно-синей аляске, вполне органично вписываясь в таком виде в окружающую обстановку.
– Какая чушь! – искренне возмутился Николай Николаевич. – По-твоему, я не в состоянии сообразить, в чём выйти из дома?! Сейчас зима – я надел зимнее пальто. Неприспособленность – это если бы я без твоей помощи не смог сделать такую простую вещь!
– Извини, Коля. Я неправильно выразился, – многозначительно ухмыльнулся Радзинский. – В твоём случае речь идёт скорее о мистическом парении над обыденностью. До сих пор помню, какой шок я испытал, когда первый раз увидел, как ты в брюках от выходного костюма чистишь на кухне картошку. А уж когда я заметил, как фамильной серебряной ложкой ты рыхлишь землю в цветочном горшке!..
– Она была под рукой! И она отлично справилась с поставленной задачей! Какая разница из чего она сделана и сколько ей лет? Это вещь! Или я должен хранить её в стеклянной витрине и почести ей воздавать только потому, что она не из нержавейки?!!
Радзинский со стоном спрятал лицо в ладонях. Потом обречённо взглянул на Николая Николаевича и молча махнул рукой.
– Так, молодёжь, – сурово нахмурился он, подзывая к себе Бергера и Романа, сдержанно хихикающих над этим содержательным диалогом у входа. – Сосредоточились и заняли предписанные инструкцией места. Андрюш, – он обернулся к Рудневу. – Иди к Аверину и, что бы не стряслось, крепко держи его за руку. Даже если тебе вдруг покажется, что рядом с тобой уже не Коля, а голодный вампир, не вздумай его отпускать! Извини – сам понимаешь, что твоё присутствие обязательно – ты на эту штуку по-прежнему завязан. Чтобы тебя разомкнуть, придётся тебя немного помучить. Жень, и ты, Паш – мы, кажется, с вами всё уже обсудили…
На шаткую тумбочку с чудом сохранившейся дверцей Радзинский выложил завёрнутый в тёмную ткань диск. Деревянный ларец с коваными уголками он оставил на подоконнике.
– Твой выход, Ромашка, – он сделал приглашающий жест рукой. – Пора уже покончить с этой историей. Ты сам так решил, и мы полностью тебя в этом поддерживаем. И – помни, что я тебе говорил…
Роман кивнул, скинул на руки Бергеру куртку – Кирилл выразительно поёжился, взглянув на его тонкую водолазку – спокойно вышел на середину и огляделся. Носком ботинка расчистил пол от мусора, импровизированным веником из еловых веток, который вложил ему в руку Ливанов, тщательно подмёл освободившийся пятачок.
– Покажите ещё раз, – отрывисто бросил он Радзинскому.
Тот терпеливо приблизился, встряхнул кистями рук и, соединив кончики пальцев, плавно, не напрягаясь, развёл их в стороны: разноцветные нити туго натянулись в воздухе, светясь ровным ясным светом.
– Не вздумай использовать какие-либо ещё нити, кроме собственных, – предостерёг Романа Викентий Сигизмундович, дуновением рассеивая светящиеся волокна. – Ты ведь их видишь?
– Вижу.
– Я так и думал. Ну – с Богом!..
Радзинский отступил в тень, и в середине комнаты остался только один Роман. Казалось, что он вообще здесь один – как актёр на сцене, убедительно вошедший в образ заточённого в одиночную камеру арестанта.
Опустившись на колени, Роман тряхнул правой рукой, и из указательного пальца потянулась, зацепившись за доски пола, ослепительно яркая светло-жёлтая, почти белая нить. Викентий Сигизмундович, удивлённо подняв брови, задумчиво покачал головой и скептически хмыкнул едва слышно. Тем временем Роман этой нитью, как мелом, начертил на полу очередную замысловатую фигуру и выпрямился, отряхнув колени. Оглянулся на Радзинского. Тот одобрительно кивнул.
Роман осторожно взял с тумбочки диск, снова встал на колени и, дёрнув по обыкновению плечом – дурацкая привычка! – аккуратно положил проводник в центр светящейся фигуры. Панарин, неслышно приблизившись, протянул ему ритуальный кинжал. Крепко сжав украшенную чеканкой рукоятку, Роман полоснул по раскрытой ладони острым лезвием и провёл окровавленной рукой по поверхности диска, заставляя его засветиться и ожить. Затем он одним прыжком вскочил на ноги, резким движением рассёк пространство перед собой и мысленно приказал фантому явиться. Зловещий чёрный силуэт в медленно колыхающемся, словно во сне, плаще вырос перед ним практически сразу.
– Твои услуги больше не нужны, – холодно сообщил ему Роман, внутренне обмирая от мысли, что патрон, воспользовавшись активированной им по глупости связью, может сейчас вмешаться. Поэтому, не медля, Роман в ту же секунду воткнул кинжал фантому в сердце. Несколько движений острием кинжала в воздухе – и чёрная лужица без остатка впиталась в поверхность диска.
Снова упав на колени и, чуть не до крови закусив губу, Роман расправил обе ладони над проводником, и с заметным усилием убрал что-то с его поверхности. Все увидели, что перед ними лежит уже не металлический предмет, а свёрнутый тугой спиралью клубок бардовых, алых и чёрных энергетических волокон – их взаиморасположение и образуемый ими узор были явно продуманными и далеко не случайными. Рядом тихо возник Бергер. Положил свою руку Роману на спину между лопаток – чёрная водолазка оказалась насквозь мокрой от пота, а романово сердце под ладонью билось гулко, тяжело и напряжённо.
Роман концом кинжала подцепил ему одному заметную чёрную петельку и разрезал её одним касанием остро заточенного кинжального лезвия. Оказавшиеся на свободе нити мгновенно брызнули в разные стороны, с силой раскручиваясь, словно отпущенная на волю туго свёрнутая пружина. Грани ярко светящейся на полу фигуры не позволили им разлететься по всему помещению. Словно натолкнувшись на стеклянные стенки, красные и чёрные энергетические сгустки отскочили обратно к центру, закружились в сумасшедшем вихре, завились кровавого цвета воронкой и ввинтились в пол. Потянув за белую нить, Роман разорвал и заставил погаснуть сослуживший свою службу рисунок. В комнате стало темно и тихо. На полу, где только что лежал диск, не было больше ничего.
Кирилл живо расправил куртку и накинул её Роману на плечи, а на голову ему натянул капюшон, пригладив мокрые от пота тёмные романовы волосы. Безвольно обмякнув в бергеровых объятьях, Роман через некоторое время приподнял голову с его плеча и хрипло попросил:
– Воды дайте…
– Ну, Ромашка, я знал, что ты гений, но не предполагал, что настолько! – протягивая Кириллу бутылку с водой, радостно воскликнул Радзинский.
Бергер открыл бутылку и приложил её к губам Романа.
– Всё гениальное – просто. Если честно, я потрясён, – откликнулся Ливанов, тоже подходя поближе. – Эй, Руднев, ты жив? – с тревогой всмотрелся он в тёмный угол, где тяжело дышал под присмотром Аверина господин адвокат.
– Жив, – лаконично отозвался вместо него Николай Николаевич. – И я тоже – если это кому-то интересно, – меланхолично добавил он, лизнув багровеющие на тыльной стороне ладони отпечатки рудневских ногтей. Он бросил ироничный взгляд в сторону Радзинского.
– Колюня, не обижай меня, – пророкотал Викентий Сигизмундович. – Меня, безусловно, волнует твоё самочувствие, но так сложились обстоятельства, что я со своего места отлично вижу, что все твои энергетические центры функционируют нормально, а вот у твоего подопечного перебои в области сердца и разрывы энергетического поля около головы. Но я думаю, доктор его сейчас полечит. Так ведь, Жень? – ткнул он в спину Панарина, который словно приклеился взглядом к фигуре Романа и ничего больше вокруг не замечал.