Проклиная всё на свете, дон Висенте извлекает мальчишку из-под обломков мебели. У Марио рассечена бровь и кровь заливает глаза, руки трясутся, он сильно ушибся – наверняка весь в жутких синяках, но странно: руки-ноги целы, и рёбра – тоже. Другой при падении с меньшей высоты свернул бы себе шею! Всё-таки мальчишка – маг. Вернее, мог бы им стать при других обстоятельствах…
Дон Висенте с суеверным ужасом глядит наверх: фонарь, который мог спалить все его книги, стоит на месте, как зачарованный, освещая высокий потолок уютным задумчивым светом.
– Что ты вцепился в эту книгу?! Тебе совсем жизнь не дорога?!!
– Я… боялся, что… порвётся…
В промежутках между судорожными всхлипами удаётся расслышать объяснение его нелепого поведения.
– Прекрати рыдать!!! Хватит, я сказал!!! – крепкая пощёчина приводит мальчишку в чувство. Он стискивает зубы, не издавая больше ни звука, и только трясётся, не в силах совладать со своим телом. – Отправляйся к себе. И запомни: если ты хочешь взять книгу, нужно спросить у меня. Поверь – запрещать тебе пользоваться библиотекой я не собирался…
Проклятье! Совсем забыл, что намеревался сделать этот широкий жест – и вот итог…
– Поднимайся! Да оставь ты уже эту книгу!..
Но встать сам Марио не может, да и книгу отпускать не собирается – кажется, совсем спятил от пережитого страха. Обречённо вздыхая, дон Висенте выдирает из его рук толстенный том (надо будет потом взглянуть, чем этот парень так увлёкся!), стягивает с мальчишки башмаки… Ну, так и есть: правая лодыжка опухла – наверное, вывих. Рубашка в крови: на боку содрана кожа – не смертельно, но, похоже, ужасно больно. Пальцы разбиты, на лице и на теле наливаются устрашающего вида кровоподтёки.
Ну, что ж – если о нём сейчас позаботиться, он будет благодарен. И это можно потом использовать…
– Обопрись на меня – я тебя подниму. – Дон Висенте усаживает Марио в кресло, приносит ему подогретого вина.
Обрабатывать раны приходится гораздо дольше, чем предполагалось. К счастью, мальчишка правильно понял, что всяческое слюнтяйство выводит хозяина из себя, поэтому искусал губы в кровь, но не проронил ни слезинки, ни вздоха. Под конец он уже закрыл глаза и оцепенел, как будто ему было всё равно, что происходит с его телом. Дон Висенте не сразу сообразил, что это совсем не героизм, что Марио сумел блокировать боль и теперь на самом деле ничего не чувствует. Проверив свою догадку довольно варварским способом, он ещё раз искренне восхитился способностями этого ребёнка. «Интересно, он делает это неосознанно, или всё-таки контролирует свои силы? Если второе – нужно будет принять в отношении него необходимые меры предосторожности. Нельзя рисковать в таком важном деле. Эх, Марито, как же долго я тебя искал! Ты самый дорогой ингредиент моего эликсира бессмертия!..».
Через некоторое время дон Висенте с раздражением обнаружил, что перестав чувствовать боль, Марио так расслабился, что просто уснул. Да и выпитое вино тоже, наверное, подействовало. Ну, и что с ним теперь делать? Оставить здесь?
Стиснув зубы от злости, дон Висенте хотел сначала как-нибудь грубо и действенно разбудить паршивца, но потом передумал. То, что мальчик спит – к лучшему. Общаться с ним сейчас совершенно не хотелось. Подняв Марито на руки (удивительно, какой он лёгкий!), он понёс мальчишку в занимаемую им каморку. Положение Марио в доме было очень неопределённым: ученик – не ученик, слуга – не слуга. Потому и поселили его – не вместе с прислугой, но и не в комнатах наверху. Ну да – здесь было тесно и не слишком уютно. С другой стороны, мальчишка приходил сюда только спать, и никакие особые условия для этого ему были не нужны, зато – собственное убежище!
Дон Висенте усмехнулся про себя, заметив на сундуке небольшую деревянную лошадку с вышитой попонкой и щетинистой гривой, а рядом маленькую глиняную собачку – «Ребёнок!..». Прости, Марио, но скоро твоя жизнь закончится, и повзрослеть тебе не придётся. Да и зачем тебе? Поверь, ничего хорошего на этом свете нет. Все лучезарные улыбки бытия – сплошной обман. Если бы ты был способен это понять, ты бы меня поблагодарил…».
====== Глава 108. Наброски ======
Канун Нового года получился бестолковым и суматошным. Руднев всегда от души ненавидел толпу, пробки, горы грязного снега, постепенно растекающиеся не менее грязными лужами. Он задыхался от миллионов резких, назойливых, тягостных запахов. Поэтому – чего уж там! – он был раздражён и зол, когда резко повернулся к вежливо окликнувшему его незнакомцу и обдал его таким ледяным, таким зловещим взглядом, что бедняга, похоже, забыл, что собирался сказать.
– Что Вы хотели? – убийственно любезно обронил господин адвокат, разглядывая застывшую перед ним в смущении фигуру в длинном карамельного цвета расстёгнутом пальто, коричневых замшевых ботинках на толстой подошве и невероятной длины шарфе цвета слоновой кости, дважды обёрнутого вокруг шеи и всё равно свисающего до колен.
Мужчина, судя по всему, его ровесник, с коротко остриженными, почти седыми уже волосами и такой же минималистской, похожей, скорее, на щетину бородой, плотно покрывающей его подбородок и щёки, замер испуганно перед разъярённым адвокатом, нервно сжимая в руке блокнот с какими-то странными, напоминающими обёрточную бумагу, страницами.
– Простите, – искренне расстроился незнакомец. – Похоже, Вы спешите…
– Пустяки, – ядовито усмехнулся Андрей Константинович. – Я полагаю, Вы бы не стали останавливать на улице незнакомого человека без веских на то причин…
– Боюсь, что именно это я и сделал, – мгновенно погружаясь в глубокую задумчивость, рассеянно ответил несчастный.
Руднев, разозлённый сверх всякой меры чудаковатостью незнакомца, сдержанно кашлянул:
– Я всё ещё здесь, – зловеще напомнил он.
– Ради Бога, извините! – прижав руки к сердцу, с сожалением воскликнул странный господин и зачем-то поклонился. – Не смею Вас больше задерживать…
Но Рудневу стало уже любопытно. Он пристально взглянул в лицо незнакомца, притягивая к себе его взгляд, и совершенно безжалостно вторгся в его сознание.
– Художник? – удивился он.
– Что?..
– Я спрашиваю – Вы художник? – нетерпеливо повторил господин адвокат. – Это блокнот для эскизов – я прав?
– Э-э-э, в каком-то смысле… – как-то неуверенно ответил мужчина. – А это – он помахал зажатым в руке блокнотом, – это, действительно, блокнот для эскизов…
– То есть Вы не знаете, художник Вы или нет? Я правильно понял? – развеселился Руднев.
Мужчина тоже усмехнулся, сразу становясь невероятно симпатичным и притягательным, потому что улыбка у него была по-детски открытой и светлой.
– С формальной точки зрения я, наверное, всё-таки художник – диплом у меня есть, работаю я в соответствующей сфере…
– А-а-а, значит, Вы философ, – насмешливо протянул господин адвокат. – Вроде Сократа. Он тоже знал только то, что ничего не знает…
Мужчина уже совсем расслабленно рассмеялся, с искренним любопытством и непосредственностью разглядывая собеседника. В уголках его глаз тонкими лучиками обозначились морщинки, делая его взгляд удивительно добрым, как у сказочного волшебника из детской книжки.
– Может, скажете, чего Вы от меня хотели? Раз уж мы так мило с Вами беседуем… – ненавязчиво поинтересовался Руднев.
– Сергей, – неожиданно выпалил тот, протягивая руку, и сразу смутился.
– Андрей Константинович, – хладнокровно отреагировал господин адвокат, и учтиво пожал протянутую руку, не снимая, впрочем, перчатки.
– Только пообещайте, что не станете злиться, если моя просьба покажется Вам странной, – потребовал вдруг художник.
– Не могу Вам этого обещать, Сергей. Однако гарантирую, что не опущусь в таком случае до грубой брани и рукоприкладства.