Ксюше пришлось напрячь все свои силы, чтобы удержать супруга на месте. И чтобы не рассмеяться.
– Чего ты добиваешься?! – прошипел разъярённый Панарин, тщетно пытаясь вырваться из ксюшиных объятий. – Хочешь, чтобы я окончательно разозлился и придушил тебя?!
– Ты принимаешь меня за какого-то извращенца, – Роман легкомысленно помахал в воздухе сырным крекером. – А всё потому, что не доводишь мысль до логического конца. Какая мне радость умереть от твоей руки? А вот отправить на тот свет тебя, превысив необходимую самооборону, когда ты набросишься на меня в гневе – это да, это вариант. Нет Евгения Алексеича – одной проблемой в моей нелёгкой жизни меньше…
Панарин внезапно расслабился и даже прикрыл на секунду глаза. В следующее мгновение он уже демонстрировал свой жуткий пиратский оскал, заменяющий ему улыбку. Роман, прихлёбывая кофе, наблюдал за его метаморфозами с одобрением.
– Знаешь, а ты правильно бороду отрастил, – похвалил он снисходительно. – Раньше, когда ты улыбался, у тебя появлялись совершенно очаровательные ямочки на щеках. А это явно лишнее для твоего брутального образа. Теперь – другое дело…
– Каждый раз забываю, что ты не тот, кем кажешься, – с ухмылкой ответил Панарин, мягко отстраняя жену и садясь за стол. – Надо будет попросить у того безумного художника парочку портретов дона Висенте, чтоб перед глазами всегда более адекватный образ был. Солнышко, сделай мне чаю, пожалуйста, и ступай, постель убери, – ласково обернулся он к супруге.
– Не пытайся вывести меня из себя, Пана-а-арин, – издевательски протянул Роман. – Меня это уже не трогает. Викентий Сигизмундович какие-то проводки закоротил у меня в голове и дон Висенте для меня теперь такой же персонаж, как и для всех прочих. – Он откинулся на спинку стула и смерил Панарина холодным оценивающим взглядом. – Предлагаю договор, – произнёс он, как только Ксюша покинула кухню. Совсем другим тоном произнёс и даже голосом совсем другим – далеко не мальчишеским – таким, что холод пробегал по позвоночнику от его звучания.
– Давно ждал от тебя чего-то в этом духе, – подвигая к себе вазочку с конфетами, усмехнулся доктор. – Уверен, ты предложишь что-нибудь такое, от чего я не смогу отказаться…
– Само собой, – нежно заверил его Роман. – Суть предлагаемого мною договора в следующем: официальным опекуном твоей жены я назначаю Руднева и честно самоустраняюсь из её жизни. А ты в свою очередь перестаёшь мне хамить – обрати особое внимание на этот пункт контракта – и мы с тобой конструктивно и плодотворно сотрудничаем в дальнейшем. Имей в виду – я чувствую каждого, кто со мной связан. Так что не настолько я в тебе теперь и заинтересован – оцени широту моего жеста…
– Когда мы говорили с тобой в последний раз, ты не мог видеть связей, – аккуратно складывая гармошкой фантик, напомнил ему Панарин.
– Я не сказал, что вижу – я чувствую. И я никогда не останавливаюсь на достигнутом, Евгений Алексеич. Я очень жадный – в плане знаний и умений. Поэтому я сказал себе: раз Панарин может, смогу и я. Тем более что мне нужнее…
– А что это были за жалкие попытки унизить мой мужественный образ в глазах общественности? – улыбнулся вдруг Женечка вполне миролюбиво.
– Ты по поводу ямочек на щеках? Копался как-то в рудневских воспоминаниях, вот и полюбовался, – пренебрежительно махнул рукой Роман. – Кстати, длинные волосы тебе очень шли. Из тебя бы вышел отличный романтический герой – со шпагой, на коне, всё такое прочее…
– Ты залез в рудичкины воспоминания? Как же он такое допустил? – развеселился Панарин.
– Он меня крепко отделал тогда. Можешь не сомневаться. Но увидел я предостаточно…
Их с таким трудом налаженную мирную беседу прервала звонкая трель дверного звонка. Панарин нехотя поднялся, с сожалением глянул на Романа и пошёл в прихожую, откуда раздались приветственные возгласы, шуршание снимаемой куртки – сердце Романа от этих звуков внезапно забилось сильнее.
– Шойфет! – на пороге кухни возник обеспокоенный Бергер. – Как ты? – он быстро подошёл, взялся за голову Романа обеими руками. – Болит? – сочувственно спросил он, проводя ладонью по волосам.
– Раскалывается, – внезапно охрипшим голосом признался Роман.
– Бедный… – Кирилл порывисто прижал его к себе. – Сейчас домой поедем.
Роману показалось, что он разом избавился от тяжкого груза. Он обхватил Кирилла за талию, уткнувшись лицом в знакомый серый свитер с оленями, и даже не стал прислушиваться к доносившемуся из прихожей разговору на повышенных тонах, который вели меж собою Панарин и Руднев. Он был уверен, что старые друзья не поссорятся. Как там говорится – милые бранятся, только тешатся?.. Ну, точно – вот уже и смеются. Значит, скоро Руднев сможет отвезти их с Кириллом домой. И впереди у них ещё целый день – воскресенье ведь…
====== Глава 125. Экспертное заключение ======
– Всё, Кеш. Я, правда, больше не могу. – Николай Николаевич, выразительно скривившись, отвернулся и защитным жестом выставил перед собой слегка дрожащие от слабости ладони. – Меня стошнит сейчас прямо на тебя, если ты не прекратишь запихивать в меня эту кашу!
– Фу, Коля! – весело воскликнул Викентий Сигизмундович. – К чему такой натурализм? – Но тарелку отставил. Заботливо стёр салфеткой след от овсянки на аверинской щеке, оставленный, когда тот старательно уворачивался от зажатой в безжалостной руке Радзинского ложки. – Надеюсь, морс ты не откажешься выпить? Клюквенный.
– Давай свой морс, – вздохнул Аверин. – М-м-м, Кеша! Ну почему он тёплый?!..
– Ты серьёзно спрашиваешь? – вкрадчиво поинтересовался Радзинский. – Пей, давай!
Пока Николай Николаевич со страдальческим выражением на лице глотал кислую жидкость, Радзинский отнёс на кухню посуду и, неслышно вернувшись в спальню, снова присел на аверинскую постель.
– Ну что? Полежишь тут тихо, пока я обед буду готовить? – Рука Радзинского ласково скользнула по взъерошенным аверинским волосам, приглаживая их и убирая с его бледного и – слава Богу! – прохладного лба мягкие седые пряди.
Аверин поймал его руку и потянул на себя:
– Кеш, не уходи! – и взгляд такой серьёзный. Нахмурился, как будто заранее смирился с отказом. Но Радзинский не стал скрывать довольной улыбки сытого хищника и с готовностью плюхнулся рядом, подсунув себе под спину вторую подушку. Николай Николаевич с блаженным вздохом устроился у него на груди и был чуть не до самой макушки укутан заботливыми руками Викентия Сигизмундовича в тёплое одеяло.
– Это был последний раз, когда я повёлся на твои уговоры и позволил тебе так рисковать, – строго сказал Радзинский через некоторое время, нежно поглаживая Аверина по виску кончиками пальцев. – На пенсию хотел? Будет тебе пенсия!
Николай Николаевич молчал. Только поелозил немного щекой по рубашке Радзинского, устраиваясь поудобнее, и покаянно вздохнул.
– Страшно было? – сочувственно спросил Викентий Сигизмундович пару минут спустя.
– Скорее, жутко, – задумчиво ответил Аверин. – Он менялся так незаметно…
– Ну, ты убедился теперь, что проводник он может изготовить из любой консервной банки? Всё, что ему нужно, это зацепить и вытянуть те самые энергетические линии, которые составляют основу диска. И мы теперь точно знаем, что, хотя самостоятельно он не может опуститься так глубоко, потому что до достижения трансформы для него это попросту мучительно, Патрон сделает эту работу за него. Как это было и в прошлый раз… Познакомился ты с патроном?
– Да, – Николай Николаевич, невольно вздрогнув, теснее прижался к Радзинскому. Пальцы его инстинктивно впились в рубашку на могучей груди товарища. – Как и ожидалось, твой наследник привёл меня прямо к этой твари. Самое поразительное открытие – он человек, – тихо начал рассказывать Аверин. – Человек, который уже прошёл через ряд трансформ и оказался в результате заперт в самых жутких, нижних мирах. Теперь хочет вернуться. Понял, что жизнь здесь намного слаще. И возможностей больше.
Радзинский уткнулся носом в аверинскую макушку, дыша в неё влажно и жарко.