Бергер? Почему у него такое испуганное лицо? Чего он хочет? Наверное, надо открыть глаза. Господи, как же трудно открыть глаза! Ощущение, будто тело соскальзывает. Летит и не за что ухватиться. Кругом вода. Которая оказалась ледяной. И очень страшной.
Чёрная жидкость мгновенно поглотила его, сомкнувшись у него над головой. Но он не тонул. Он как будто висел в пустоте. Вода текла сквозь него, словно между молекулами его тела было достаточное расстояние, чтобы она могла свободно сквозь него просачиваться. Соприкосновение с нею было омерзительным. Ненависть, ярость, гнев, боль струились внутри его тела, жаля его подобно разрядам электрического тока. Казалось, это чудовищное напряжение невозможно вынести. Ещё немного и – конец, он просто взорвётся. Но чем большее страдание причиняли Роману эти прикосновения, тем яростнее становились атаки этой слепой, злобной, бездушной субстанции.
Сознание начало слабеть. Роману было уже всё равно, только бы прекратилась эта нечеловеческая пытка. Внезапно в памяти, совершенно неуместно, всплыл насмешливый аверинский голос: «В тишине плывут долины / И блуждают отголоски…». Блаженное ощущение покоя и безмятежности – это воспоминание испытанного когда-то состояния тёплой волной заполнило его изнутри. Перед глазами мелькнула золотая ниточка. Может, показалось? Но Роман увидел, что вода отступает от него, как если бы он был теперь окружён некой защитной сферой. В ту же секунду голова его оказалась на поверхности. Над ним склонились незнакомые обеспокоенные люди с такими же чёрными курчавыми бородами, как у пастуха во сне. Они переговариваются на непонятном языке, который почему-то очень нравится Роману. Он разобрал слово «майим». Вот оно что. Бергер опять что-то такое понял раньше, чем он.
Романа завернули в толстое одеяло. Запах мокрой шерсти показался таким уютным, а простота и сердечность окруживших его людей так грели душу после жутких объятий чёрного колодезного кошмара, что Роман чуть не заплакал. Его отвели в шатёр, заботливо устроили у огня, принялись потчевать чем-то горячим и вкусно пахнущим. Перестав сосредотачиваться на словах, Роман внезапно стал понимать смысл их речи. Есть другой источник. В нём хорошая вода. К источнику с плохой водой никто не подходит. Никто в здравом уме не станет даже заглядывать туда. Зачем? Хорошо и плохо – такие простые понятия. Они ясны даже ребёнку. Чёрный колодец нельзя убрать. Он есть. Как напоминание. Зачем стремиться к тому, что плохо? Из любопытства? – Они смеются и качают головами. – Безумие – вот как это называется. Среди них нет сумасшедших.
За откинутым занавесом Роман видит окрестности и вдруг понимает, что нет вокруг никакого второго колодца. Он вопросительно смотрит на гостеприимных пастухов. Они снова смеются: конечно, нет. Левав – сердце – вот единственный источник. Они ударяют себя в грудь: левав…
У Романа нет сил, чтобы поймать ускользающий от него смысл. Он засыпает. Во сне он бредёт по пустыне. Неподвижно висит в небе жгучее белое солнце. До самого горизонта застывшими волнами лежит один только песок. Так странно… Песок, камни, воздух, солнце и небо – всё это пульсирует, осознаёт, живёт. Наблюдает за ним. Он словно стоит на гигантской ладони под пристальным взглядом кого-то Неведомого.
Роман открывает глаза. Что-то здесь не так. Песок и камни не могут быть живыми. Как? – удивляются пастухи – Весь мир живой. Кому, как не Роману, это знать? Ведь он говорит с предметами? «С неживыми предметами», – поправляет Роман. Всё вокруг хранит в себе информацию. И камни тоже, да.
Руах – Дух – вот что наполняет собой все вещи в мире, – возражают пастухи. – Без Него любая вещь превращается в ничто…
Руах? Если Он пронизывает собой всё, почему Роман до сих пор не заметил его присутствия? «Ты лукавишь», – вокруг неодобрительно цокают языками. Как это? «Если бы ты признался себе, что знаешь о Нём, ты бы не смог больше делать всё, что тебе хочется. Поэтому ты закрывал глаза, чтобы не видеть». Серьёзное обвинение! Роман заволновался: он обманывал самого себя, чтобы иметь возможность делать всё, что ему хочется? Так что ли?! Пастухи печально кивают головами.
Роман отворачивается и смотрит на огонь. Если нельзя использовать свою же собственную силу как тебе хочется – зачем тогда она вообще нужна? «Ты хочешь отказаться от своей силы?». Роман вздрагивает. Отказаться? Нет! Никогда!!!
Все вокруг понимают, как он испугался. И молчат. Роман плотнее заворачивается в одеяло. Он не хочет ничего плохого. Кому он может причинить вред? Ему не нужна власть. Ему не нужны несметные богатства. Его вообще не интересуют люди. Ему нужно только, чтобы его не трогали. Не принуждали жить интересами этого убогого мира. Ему нужна свобода. Безграничные возможности, которые сделают его полностью независимым от повседневного маразма физической реальности. Если эта сила всё равно по праву принадлежит ему, почему он не может получить к ней Ключ?
«Ты ищешь Ключ?». Да. Что в этом такого забавного? Почему они так понимающе глядят на него и улыбаются? «Тогда тебе просто надо вернуться». Куда? «Туда, откуда ты пришёл». Они встают и, один за другим, направляются к выходу. Что это значит? Ему только что намекнули, что Ключа он не получит? Или, наоборот, что Ключ получить так легко, что для этого надо всего лишь вернуться? Кажется, Бергер говорил, что нужно просто дойти до конца и вернуться. Они об этом? «Тебе нужно немного отдохнуть. Спи». Каждый останавливается и обнимает его, или просто похлопывает по спине. Все смеются, желают ему удачи. «Не бойся», – они видят его смятение. – «Ты получишь Ключ». Роман с облегчением выдыхает и провожает их благодарным взглядом. Эти люди просты и добродетельны. Впервые добродетель не кажется Роману чем-то пресным. В ней, несомненно, есть сила. Он подумает об этом. Потом.
Его оставляют одного. Роман лежит, заботливо укрытый шерстяными одеялами, и глядит на огонь, который ни секунды не остаётся в покое: танцует и трепещет, и машет перед ним красным платком. Глаза невольно смыкаются и Роман снова засыпает.
Во сне он оказывается в зелёной долине. Солнце уже склоняется к горизонту и тёплые, янтарного цвета лучи стелются так низко, что напоминают натянутые над землёй струны. Они просвечивают насквозь каждую травинку. Вся лужайка объята мягким зеленовато-золотистым сиянием. Овцы с протяжным блеяньем шарахаются от него живой пахучей волной.
– Что ты ищешь? – раздаётся за спиной. Старческий такой голос. Тихий.
Роман оборачивается. Под деревом в длинной светлой одежде стоит старец с поразительно величественной, благородной осанкой. Его одеяние и волосы того же цвета, что и пыль на выбеленной солнцем дороге, по которой когда-то, очень давно, Роман пришёл сюда.
– Я ищу Ключ, – уверенно отвечает он.
– Подойди, – приглашает старик и идёт к костру, огненные всполохи которого мечутся за густыми ветвями деревьев.
Старец, скрестив ноги в мягких вышитых туфлях, сидит у огня. Лицо его выглядит светлым и безмятежным. Орлиный нос, несомненно, делает его облик более величавым, как и благообразная белая борода, сбегающая до пояса.
– Ключ – всего лишь слово. Чего на самом деле ты хочешь? – неторопливо спрашивает он, когда Роман опускается напротив.
– Чего я хочу? – Роман задумывается так глубоко, что любой другой собеседник давно забеспокоился бы, не уснул ли он. – Хочу, чтобы для меня не было ничего невозможного, – отвечает он, наконец, и сам ужасается своим запросам.
– Когда ребёнок вырастает настолько, что легко может взять с полки горшочек с мёдом, до которого прежде не мог дотянуться, ему, как правило, сладкого уже не хочется. Надеюсь, когда ты достигнешь того, к чему стремишься, это уже не будет казаться тебе таким привлекательным, как сейчас.