– Па-а-аш, – поразился дед и встряхнул Ливанова, обнимая его за плечи. – Немедленно выбрось эту чушь из головы! Шёлк не рвётся, булат не гнётся…
– Викентий Радзинский не сдаётся, – подхватил, приунывший было Павлуша, и усмехнулся – правда, как-то невесело.
– Вот-вот. Поверь мне: Руднев был на грани истерики. Я думал, что он сейчас проговорится. Слышал бы ты, какую пургу он гнал – Шойфету капитально мозги припорошило. Бедный парень, честно говоря, и раньше не слишком хорошо соображал, а теперь и вовсе, как после контузии!
– Нужно срочно вернуть Бергера. Без него риск слишком велик.
– Пинка ему хорошего, а не Бергера, – мрачно процедил дед. – Ну что ты зубы-то скалишь? Вот только скажи что-нибудь! – пригрозил раздосадованный Радзинский, нехотя встал и направился в дом. – Боже-Боже-Боже-Боже, какой любопытный персонаж! Надо будет вытянуть его непременно! М-м-м, надо за чёрную его и вытянуть…– бормотал он себе под нос. Тут он резко затормозил и с удивлением посмотрел на идущего за ним по пятам Ливанова. – Ты Князеву-то позвони, а то он весь испереживается. Скажи, что вынужден немедленно уехать по делам. На Иван Иваныча его спихни. – И он потопал наверх, оставив обеспокоенного Павлушу у подножия лестницы.
После ухода Руднева Роман упал на кровать лицом в подушку, и некоторое время лежал так, не шевелясь. Слабый запах лаванды от наволочки успокаивал, напоминал ему, что он дома, привязывал его, как якорь, к обыденной реальности, в которой нет злых и коварных магов, и ничего потустороннего, где он просто мальчик Рома – предмет неустанной заботы своей мамы. «Значит, так бывает. Значит, можно лишиться магии. Не важно, как. Но это возможно», – крутилось у него в голове. Всё-таки Рудневу удалось здорово его напугать. Стать обычным человеком Роман не хотел. Наоборот, всеми фибрами своей души он желал, чтобы сила его стала безграничной. Но этот рудневский приятель – он тоже этого хотел. Сначала. А потом вдруг не захотел ничего. Странно как-то. И страшно. Может, к лучшему, что ливановский телефон безвозвратно утрачен? До Романа только сейчас по-настоящему дошло, что именно сказал ему Радзинский: «Ты двигался в правильном направлении»… Так, может, Руднев прав? Может его умело и ненавязчиво направляют? Дёргают за ниточки и веселятся от души – кукловоды чёртовы! С другой стороны, всё – начиная со снов, и заканчивая обретением Ключа (о, Боже, это надо будет ещё осмыслить!) – не могло быть сплошной фальсификацией. Роман был абсолютно уверен, что Карта нашла бы его помимо всех этих обстоятельств. Он чувствовал свою связь с этой вещью, идущую из действительного, а не придуманного кем-то прошлого (если бы только получилось вспомнить!). А, значит, он всё равно проделал бы этот путь, независимо от того, одобряет это Радзинский или нет. Если случайно оказалось, что им по пути, ну что ж – такова судьба! А раз так, то на Руднева Роман обиделся. Не доверять ему?! Считать его настолько слабоумным, что серьёзно беспокоиться насчёт его экспериментов? Угрожать? Можно подумать, Роман не добровольно и не сознательно выбрал Руднева в качестве наставника!
Да, разумеется, между тем, чему учил его Андрей Константинович, и тем, к чему вела его Карта, было очевидное, заметное невооружённым глазом, противоречие. Но Роман был так уникально устроен, что его это нисколько не смущало. Он искренне верил, что можно отбросить всё «словесное», идейное и, как ему казалось – наносное и останется некая универсальная основа, метод, который позволит ему получить желаемое. В его мире не было добра и зла – только сила. А сила не может быть ни хорошей, ни плохой, но её все видят и все ей покоряются.
И Руднева бросать Роман не собирался. Зря шеф так разнервничался. С чего он решил, что невинное хобби Романа повредит бизнесу? Чушь какая! Просто хочет держать его на коротком поводке. И попробуй, поспорь! Доигрался, идиот. Нашёл, кому довериться! «Узнаю – убью». Если бы Роман чуть хуже знал Руднева, пропустил бы эти слова мимо ушей. Но в том-то и дело, что Андрей Константинович мог. Умел. Не пачкая при этом руки. А за что?! За то, что у него есть своя жизнь? А тот факт, что Роман целиком и полностью разделял его взгляды, и никакое слюнтяйство его никогда не привлекало – неважно? Хоть бы спросил сначала. Рудневское беспокойство он полностью приписывал неверию в его – Романа – здравомыслие. Из-за чего и обижался. Вот не станет он ничего менять. Его всё устраивает. Пусть босс сначала докажет, что Роман его обманывает! Радзинский не хочет, чтобы Руднев про их компанию проведал, вот пусть и суетится! Самому даже делать ничего не придётся. Кстати, Радзинский ему никаких условий не ставит! Ну да, просто за ниточки дёргает… Чёрт! Совсем запутался! Жаль, что нельзя пообщаться с тем загадочным приятелем Руднева, который так жестоко кинул Андрея Константиновича. Он бы, наверное, сумел объяснить, отчего босса так трясёт при одном упоминании о поисках источника безграничного могущества. Да и просто посмотреть на него было бы любопытно: отказался от силы? Добровольно? Значит, он из тех, чьи руки связаны Любовью? Ещё интереснее!.. И тут Романа осенило. И как раньше ему не пришло это в голову: надо расспросить отца! Вот кто наверняка знает с кем Руднев водил дружбу! Хоть какую-то зацепку он даст. Может, удастся его найти, поглядеть на этого уникального чародея. Дверь тихонько скрипнула. «Ромочка, ты не спишь?» – прошептала Юлия Соломоновна. Роман нехотя приподнялся. «Тебя к телефону. Сейчас я принесу. Не вставай!». Услышав в трубке ливановский голос, Роман к немалому своему удивлению был очень обрадован. – Можешь ничего не говорить, – голос у Ливанова был грустный и немного виноватый. – Я, конечно, продиктую тебе мои координаты снова. Но я должен тебя огорчить: мне необходимо срочно уехать на пару месяцев. Понимаешь, я журналист. Иногда приходиться вот так вот срываться с места и внезапно куда-то ехать. Но ты не беспокойся. Я понимаю, как тебе важны эти занятия. Я сделаю всё возможное, чтобы ты не терял из-за меня времени. Я обязательно найду себе замену. Обещаю. У меня уже есть на примете один очень знающий человек. Надеюсь, он согласится позаниматься с тобой, пока я буду в отъезде. – Я даже не знаю, что сказать, – Роман был ужасно растроган. – Я так Вам благодарен! Правда. Мне очень жаль, что Вы уезжаете… – Поверь мне – мы обязательно встретимся, когда я приеду. И сможем обо всём поговорить. Мне бы этого очень хотелось…
====== Глава 31. Бездна ======
– Т-ш-ш, тише-тише, Кирюш. Всё хорошо. Это просто сон. Просыпайся. – Николай Николаевич прижимал к груди мокрого взъерошенного Кирилла и покачивал его, как заботливая мама.
Бергер выглядел как летучая мышь, вырвавшаяся из ада. Его тело сотрясала мелкая дрожь, и зубы выбивали отчётливую дробь о край стакана, который Аверин поднёс к его губам, уговаривая выпить воды. Отворачиваясь, Кирилл со свистом тяжело дышал сквозь крепко стиснутые зубы. Его пальцы намертво вцепились в аверинскую рубашку, и разжать их не было никакой возможности.
Всё ещё отсутствующим взглядом Кирилл блуждал по стенам, бессознательно отмечая, что мир, сократившийся до размеров тесной кельи, выглядит надёжным и безопасным. Что запах нагретого дерева от бревенчатых стен смешивается с благоуханием жасмина, ветви которого, усыпанные крупными белыми цветами, покачиваются у самого окна. Что деревянные половицы золотятся на солнце, будто пропитанные мёдом, а разноцветная вязаная дорожка, ведущая к распахнутой в сени двери, радует глаз чередой радужных полос. И, слава Богу, ничего чёрного, багрового, лилового… И тишина – благословенная, уютная. И сладостно-беззвучно копошатся в солнечном луче пылинки…
Николай Николаевич снова притянул Кирилла к себе, положил руку ему на голову и что-то монотонно зашептал. По телу потекло приятное тепло. От ладони Аверина исходило что-то вроде слабых разрядов электрического тока, щекоткой прокатывающихся по позвоночнику и заканчивающихся мелким покалыванием в кончиках пальцев. Сквозь ресницы Бергер заметил, что в руке у Аверина мелькнула кисточка, обильно смоченная маслом, которой он провёл по его макушке, по лбу, по закрытым векам, по губам, по ямке над ключицей, по груди, а потом одним плавным движением вдоль всего позвоночника по спине. Келью заполнил терпкий аромат кипариса. Кирилл потихоньку начал успокаиваться и задышал ровнее. Аверин побаюкал его ещё немного, потом осторожно уложил на подушку и заботливо укрыл одеялом. Сам он отошёл к аналою, стоявшему в красном углу под иконами, раскрыл ветхий потрёпанный молитвослов, перекрестился и шёпотом начал читать акафист.