Сыщик номер один шел, едва переставляя ноги, и покачивал головой в такт терзающим его мыслям. А были они, судя по невнятному бормотанию и приглушенным возгласам, невеселые. Сашенька пыталась вслушиваться, но издали было слышно плохо, а идти с отцом рядом и откровенно подслушивать ей не позволяло воспитание. Впрочем, и от того, что смогла услышать, девушка была не в восторге. Да и чему тут радоваться, когда любимый папа бормочет под нос такое: «Ага… Как же, как же!.. Он, значит, ту-дум, а тот – пшшш!.. И я – ту-ту-ту, ту-ду, а оно – у-у-ууу!.. И – э-ээ, а-аа… А оно – чпок! А я – бжжж!.. Шмяк! Бздыньк!.. А он – у-уу, бурдул-мурдул!.. Ниче-е-его-о-о!.. Чудес не бывает! Ешкин кот, бурдул-мурдул тебя через пшикалку…»
У Саши даже в носу вдруг защипало и запершило в горле. Наконец она не выдержала и громко позвала почти остановившегося Брока:
– Папа, ну ты чего? Пойдем скорей! Что ты совсем-то раскис?
– Что? – вздрогнул сыщик и обвел вокруг недоуменным взглядом, будто только проснулся. – А где этот?..
– Кто, папочка?
– Бурдул-мурдул. Ну, который «у-у-уу»!.. – зашевелил Брок поднятыми пальцами.
– Сушик, что ли? – всхлипнула девушка, которой стало очень жалко папу, а еще больше себя. Если бы не подоспевший на выручку Мирон, она бы наверняка разрыдалась.
– Ну, ты чего? – провел парень ладонью по белым Сашиным волосам. – Чего ты, моя хорошая?
– А чего он? – шмыгнула носом девушка, кивнув на отца. – Бурдул-мурдул какой-то… Ой, Мироша, этот гад его заколдовал, по-моему…
– Кто? – вскинулся вдруг Брок. – Кто кого заколдовал? Где гад? Ведите их скорее сюда!
– Кого, Олег Константинович? – ласково, словно у больного ребенка, спросил Мирон.
– Обоих, – жестом повелителя ткнул пальцем вниз сыщик. – И того, так сказать, и этого.
– Я как-то не очень… – замялся юноша, поправляя очки.
– Вот я и вижу! – погрозил ему Брок. – Не очень ты, да. А надо, чтобы очень. Потому что – вот. Видишь, как оно… Волшебство, ешкин кот! А какое может быть волшебство? Не бывает никакого волшебства, знаешь ли. И вообще чудес не бывает. Сейчас я им растолкую, так сказать. Будут, как говорится, знать, где изюм растет. И почем фунт раков зимует. Ведите их сюда!
– Уф-ф, полегчало вроде бы, – заулыбалась Сашенька. – Я уж думала папа, что у тебя крыша поехала. Нет, вроде здоров.
– А чего мне быть нездоровому? Я в полном порядке. Это они пусть боятся, волшебнички, так сказать, всякие!.. Я им устрою сейчас. Выведу на чистую воду. Ишь, народ им дурить вздумалось. Думают, на дураков напали!.. Где они? Где этот лысый мудрила?
– Папа, да он уже там, у царя давно, наверное, – мотнула головой Саша. – И дядя Олег тоже.
– У царя? – встрепенулся Брок. – А почему без меня? Ой-ей-ей, – засуетился вдруг он, – так он же и царю сейчас мозги запудрит!..
И сыщик рванул вдруг по коридору, словно спринтер на стометровке.
– Папа, погоди! – бросилась вдогонку Сашенька. – Не бойся, с ним же дядя Олег!..
– Да что ты, – отмахнулся стремительно удаляющийся Брок. – Твой дядя Олег совсем как ребенок… Такой наивный, доверчивый… Ой-ей-е-о-о-оой!..
Голос сыщика затих в глубине длинного коридора. Саша от растерянности замедлила бег. Но догнавший ее Мирон одним своим видом придал девушке сил и решимости; она же, в свою очередь, так же благотворно подействовала на парня; и молодые люди, переглянувшись, стремглав помчались по гулко отражающему дробный топот коридору.
Глава 19. Берендеев пир
Саша с Мироном добежали до огромной, настежь распахнутой двустворчатой двери и остановились. Заходить было боязно. Все-таки не кто-нибудь за той дверью сидел, а сам Царь-батюшка! Мирон вообще привык относиться к монаршей власти с трепетом и почтением, ну а Сашенька просто стеснялась. Тем более, местный правитель уже оказал ей определенное внимание, и девушка немного опасалась, не начнет ли облаченный неограниченной властью мужчина банально приставать к ней. Разумеется, защитников у нее хватало, но это беспокоило Сашеньку особо. Кто знает, каков характер у здешнего Государя? А ну, как велит посадить всех защитничков на кол, а саму ее сделает наложницей, пока не надоест. Что будет после того, как надоест, Саше даже пофантазировать было страшно.
– Ну что, пойдем? – отвлек ее от невеселых мыслей Мирон.
– Ага, – вздохнула Сашенька и начала доставать фотоаппарат из футляра.
– Не стоит, – остановил ее друг. – Спрячь пока.
– Да ты что? – возмутилась девушка. – Там же царь! У меня еще ни одного снимка живого царя нет.
– Я же сказал, пока не стоит. Мало ли что… Этикет, может, подобного не позволяет, или вообще за оружие примут и стрелять начнут.
– Да кто начнет-то? Охраны ведь тут нет.
– Это снаружи нет, – стоял на своем Мирон. – А непосредственно при царе могут и быть. Хотя бы по протоколу. Так что лучше не доставай. Потом, когда осмотримся, попросишь разрешения и сфотографируешь.
– А если не разрешат?
– Тогда не сфотографируешь.
– Все равно сфоткаю, – буркнула Саша, застегивая футляр.
Шагнув за порог, парень с девушкой снова замерли. Да и было отчего. Во-первых, само помещение. Как его правильно назвать, ни Мирон, ни Саша не знали. Комнатой – язык не поворачивался, не бывает таких огромных комнат; залом – слишком банально, да и вообще, у Сашеньки с этим словом ассоциировался лишь спортзал в бывшей школе. Но по размеру похоже. Только в этом зале не было, разумеется, никаких шведских стенок и баскетбольных щитов. Здесь по стенам, обитых строгими, в багровых тонах, гобеленами, были развешены картины, оружие, доспехи, головы охотничьих трофеев и много чего еще. Одна стена была вообще похожа на огромный киноэкран – так она светилась яркими красками, изображающими райских птиц, прекрасные цветы, а также неведомых чудищ и сражающихся с ними богатырей. Девушка не сразу и поняла, что это всего лишь ряд огромных окон с цветными витражами.
Посередине помещения тянулся широченный и очень длинный стол, покрытый золотой с черным орнаментом скатертью. Правда, почти пустой. Лишь в дальнем его конце виднелась какая-то посуда; с такого расстояния и не рассмотреть, что именно там стояло. Вроде бы, вазы с фруктами, подносы с пирогами, графины с напитками… Сашенька сглотнула слюну. Легкий перекус пирожками в кафешке давно забылся.
Но помещение, и даже еда тут же вылетели из Сашиных мыслей, лишь только она увидела, кто сидит на том самом, дальнем конце стола. Царь! Правда, девушка и его не могла как следует рассмотреть, но сам факт, что она видит настоящего, живого, правящего царя ее просто ошеломил.
К тому же, человек, которого она не без основания приняла за коронованную особу, заметив вошедших, тут же поднялся и быстрым шагом направился к ним.
«Ну вот, начинается, – подумала Сашенька, и благоговение перед монархом мгновенно улетучилось. – Раз уж сам ко мне поперся, сейчас приставать начнет. Не терпится ему».
Девушка стала разыскивать взглядом сыщиков. Но первым увидела не отца с двойником, а придворного розыскника. Никодим Пантелеймонович стоял в дальнем углу возле самой стены, словно его специально в угол и поставили, в наказание. Тем более, что сутулился розыскник больше обычного, да и выражение его лица, насколько смогла рассмотреть издали Сашенька, оставляло желать лучшего. А лысина буквально блестела от пота в свете ярких, гигантских люстр, переливающихся хрустальными гранями подвесок.
Броки же, оказывается, стояли по другую сторону стола, напротив одного из витражей, потому-то девушка и не разглядела их сразу, приняв два одинаковых силуэта за фрагмент мозаичной картины.
Больше Саша ничего и никого разглядеть не успела, потому что Царь-батюшка уже подходил к ней. Точнее, к ним с Мироном, но смотрел Государь только на девушку и при этом столь добродушно и светло улыбался, что нехорошие мысли тут же покинули Сашину голову.
– Ай, здравствуй, краса писаная! – раскинул царь руки, словно приготовился обниматься.
– Здрасьте, – пискнула Саша и попятилась, забыв даже сделать свой привычный книксен. Который, надо сказать, тут-то бы пришелся как раз кстати.