— Илья частенько тренируется, хотя и так играет лучше всех на станции.
— Вы сами играете в бильярд?
— Очень редко и только с мужем. Если честно, я совсем не умею играть.
— Ясно, — я кивнул. — Илья, как я слышал, сильно расстроился?
— Расстроился?! — уголки губ ушли далеко вниз. — Если стремление немедленно вырвать сердце “у этого двуногого осьминога” можно назвать расстройством... То да, Тополев очень расстроился.
— Двуногий осьминог — это сильно, — улыбнулся я. — Ваш муж сказал, что Илья собирался разорвать Декса на части.
Лена снова повела плечами. Научиться бы говорить так, чтобы вызывать этот жест как можно чаще...
— Я привела слова Ильи дословно, а Иван только передал общий смысл. Надеюсь, это не зачтется ему как попытка ввести следствие в заблуждение?
— Это — нет, — сказал я очень многозначительно.
— Надо же... — Ленины глаза округлились. Немного наигранно, мне думается. Впрочем, женщины всегда играют. — Выходит, у вас есть основания подозревать Ивана?
— Несомненно, — я твердо кивнул. — Как и вас, Лена. И Тополева.
— Как интересно, — протянула она. — Вне подозрений, значит, только Эдуард Александрович.
— Просто с ним я еще не говорил, — небрежно бросил я.
— Но ведь с Тополевым... Разве вы уже общались с Тополевым?
Внешне я оставался серьезным, внутренне улыбаясь во весь рот. Обычно я не позволяю себе так откровенно играть на публику, просто в этот раз публика была очень уж симпатичной.
— Нет. Для того чтобы подозревать Илью мне вполне хватило разговора с вами.
Лена вся подалась вперед.
— Что же я такого наговорила? — она вздохнула. — Вы ведь все равно мне не скажете...
— Скажу, Лена. Обязательно скажу. Но — позже.
На прекрасном лице на миг возникла презрительная гримаса.
— Разумеется! Все великие сыщики поступают таким образом. Но, может быть, мистер Гениальный Детектив расскажет, каким образом в принципе возможно заставить человека ударить по спине инопланетянина?
— Вот это мне пока не известно. — Я развел руками. — Честное слово. Но мы ведь договорились, что меня зовут Руслан?
— Простите, Руслан, — Лена заметно смягчилась. — Нервы, нервы, это все нервы.
— Вас бы я не стал относить к нервным особам, — я покачал головой. Заметил, что верчу в руках пустой бокал и поставил его на стол. — Что вы можете рассказать мне о Матвееве, Лена?
Она немного задумалась, сделав, по-моему, первый глоток из своего стакана. Чуть поморщилась, пиво явно не относилось к ее излюбленным напиткам.
— Боюсь, что практически ничего. Сергей первую смену работал у нас. Молчаливый, замкнутый. Общался, по сути, только с Тополевым — они давно дружили. Илья и помог Сергею устроиться на это место.
— Смена длится месяц? — ответ на этот вопрос я знал.
— Месяц. Тополев и Матвеев работали поочередно, по двенадцать часов.
— Тяжело?
— Наверное... Хотя, не знаю. В сутки редко бывает больше двадцати-двадцати пяти клиентов. — Лена засмеялась, — Вам не кажется, что вы задаете вопросы, которые логичнее было бы задать Тополеву?
— Кажется, — согласился я. — Мне просто хочется поговорить с вами как можно дольше, а нужные вопросы закончились.
Я смущенно улыбнулся, а Лена тихонько засмеялась.
— Я могу принять это как комплимент?
— Можете как комплимент, можете как чистую правду, а можете как хитрый следовательский ход. Как вам больше нравится.
Я поднялся.
— Благодарю. За пиво и за приятное общество. Надеюсь, у меня еще будет повод встретиться с вами.
— А вот это уже похоже на угрозу... — тон был шутливым только наполовину. Глаза глядели настороженно.
— Бог с вами, Лена, — я посмотрел на нее с легкой укоризной. — Я никогда никому не угрожаю. Это же не наш метод!
— Знаете, — Лена тоже покинула свое кресло. — Я на всякий случай возьму назад свои слова о том, что на капитана вы не тянете.
— При случае непременно известите об этом мое начальство. — Я двинулся к двери. — До свидания.
— Счастливо, Руслан. Удачи.
Глава пятая
Я оказался в коридоре, связывающем собой половину станции, для удобства я обозначил его северным. Кроме того, я оказался в затруднении. Четкий план на сегодняшний день, так умело разработанный мной, находился под угрозой срыва. Виновником этого был мой желудок, негромким, но недовольным урчанием напоминающий о себе и требующий в первую очередь удовлетворить его потребности.
Мне очень хотелось кушать. Проголодался я значительно сильнее, чем представлял себе при разработке плана. Быть может, я беседовал с Еленой Альбертовной дольше, чем следовало, а возможно, причина в выпитом стакане пива. Но, так или иначе, я остановился в нерешительности. Нарушить план — значит поступиться своими принципами, а на это я пойти не могу. Следовать плану — это вступить в открытую конфронтацию с желудком, а с ним я предпочитаю поддерживать исключительно дружественные отношения.