От него отстали. Но душеспасительных бесед не проводили. Это настораживало. Зато родителям ничего не сообщили о его «карманных» подвигах. Это бы их убило.
Он лежал в больнице, затем дома. И каждый день его навещала Валя. Он привык к ней. Она стала для него чем-то вроде необходимой вещи, без которой в душе не было уюта.
Врачи не гарантировали ему полного восстановления здоровья. Мало того, ему настоятельно рекомендовали избегать физических нагрузок. Из всех видов спорта заниматься можно только шахматами и шашками. Такие вот дела. Только Женя плевать хотел на их рекомендации.
Когда он почувствовал себя совсем хорошо, он начал делать зарядку, обливаться ледяной водой. Каждый день он увеличивал нагрузки. К маю он мог отжиматься от пола, подтягиваться на перекладине, так, словно не было ни ранения, ни больницы. И гирю двухпудовую кидал на руке играючи. Валя однажды застала его за этими занятиями и чуть не лишилась чувств.
— Тебе же нельзя! — возмущенно протянула она, выхватывая гирю из его руки.
Он послушно разжал ладонь. Валя охнула, пытаясь удержать гирю, и вместе с ней села на пол.
— Ну и тяжесть… И ты это тягаешь?
— И, как видишь, жив-здоров… Никогда не слушай докторов, иначе долго не проживешь…
— Какой ты у меня…
«Какой ты у меня…» Так, помнится, говорила и Лена. Женя ощутил вдруг толчок в паху. Там что-то зашевелилось.
— Иди ко мне, — он поманил к себе Валю.
Она послушно подошла к нему. И тут же оказалась в сильных тисках его рук. Он стал стягивать с нее платье, и она была только рада этому…
К восемнадцати годам Валя немного поправилась. Угловатость уже не портила ее фигуру. И уже не костлявая, а просто худенькая. И кожа такая приятная на ощупь. Груди налились соком, в ладонь уже не помещаются. Тело у нее стало довольно аппетитным. Только лицо по-прежнему не отличалось особой красотой. Но кожа чистая, нежная и так приятно пахнет. И глаза… От них исходило очарование.
Занимаясь с нею любовью, Женя на ее месте уже не представлял никого…
Отжимание от пола, подтягивание на перекладине, гири — это одно.
Помимо этого, Женя упражнялся в фехтовании. Не на рапирах, а на ножах. Он представлял, что перед ним Лохматый, и носился по комнате в смертельном «; ним поединке. А еще он продолжал совершенствовать свои пальчики, делал их более ловкими, чувствительными. Он не собирался завязывать со своим воровским прошлым.
Когда он окончательно окреп, он начал думать, как подступиться к Лохматому. Думать долго не пришлось. Подкараулить его где-нибудь в темном месте и всадить «перо» под ребро. Какие уж тут проблемы? И не обязательно «кнопарь» с собой иметь. И кухонный нож вполне для этого дела сгодится.
И все же он прошвырнулся по рынку. А вдруг кто предложит ему стоящую «пику». И он не обманулся в своих ожиданиях. Как будто по заказу к нему подошел небритый мужик с красными от беспробудных пьянок глазами и показал добротный нож с выкидным лезвием. Он купил его не торгуясь.
А еще через неделю после этого он выследил Лохматого. В темноте шел за ним до самого его дома. Жил он в старом четырехэтажном доме с замкнутым двором, в который вела темная длинная арка. В подворотне Женя настиг Лохматого и, ничего не говоря, сунул ему под ребро «перо». И провернул его, чтобы уж наверняка.
Он хорошо помнил, как разговаривал с ним, когда хотел рассчитаться за Лену. Разговор ни к чему хорошему не привел. Он отнял время, а этим временем воспользовались другие. Его самого посадили на нож. Больше подобной ошибки он не допустит. Врага нужно убивать, не оставляя ему времени на молитву.
Лохматый захрипел, обернулся к Жене, глянул на него стекленеющим взглядом и, прислонившись к стене, начал оседать на землю.
И в это время тишина в подворотне взорвалась вдруг вспышками света и грозными окриками.
— Стоять, не двигаться, милиция!
Женя обернулся на звук, и ему в глаза ударил луч света от мощного фонаря. Мелькнули две тени, руки его оказались в плену жестких захватов, и на них тут же замкнулись наручники.
— Вы арестованы, гражданин Лагунин! — услышал он знакомый голос.
Да, это был тот следователь, который крутил его на Лохматого.
Игнат Германович Калугин служил в уголовном розыске не первый год. Он был матерым волкодавом. Люто ненавидел всякую уголовную мразь, готов был воевать с ними круглые сутки. И воевал, не зная ни сна, ни отдыха.
В прошлом году поступило сообщение о ножевом ранении. Случай этот не окончился смертельным исходом только благодаря чуду и крепкому здоровью пострадавшего.
Молодого человека пырнул ножом матерый уголовник — об этом свидетельствовал характер удара. Сам пострадавший не производил впечатление человека, хоть как-то связанного с уголовным миром. Отличник, спортсмен, послушный сын родителей, блестящие характеристики из школы. Разве что только не комсомолец. Но Калугин все же начал копать под него. Связался со своими агентами, а их у него много. И узнал любопытную вещь. Женя Лагунин, оказывается, тихий вор-щипач. В воровской синклит не входил. О его существовании, возможно, никто бы и не знал, если бы не случай. Он, оказывается, обул опера, взявшего Цирюльника с поличным. А ведь сколько трудов Лешка Осипов положил на то, чтобы подобраться к знаменитому законному вору. И на тебе, какой-то пацан увел из-под носа решающую улику.
«Я сам с ним разберусь…» Эта фраза, в полузабытьи брошенная Лагуниным, дала информацию для размышления.
Судя по сообщениям агентов из уголовной среды, Лагунин не тихий ангел, каким кажется с виду, а черный демон. Сам Цирюльник удивлен был его стальной выдержкой. А еще он отлично управлялся с ножом. Порезал Лохматого и его подельника Рыбу. А ведь они оба матерые волки, с детства к «перу» приученные. И сильные как быки. А Лагунин среднего роста, худощавый. Но сила в нем дьявольская.