Марк опустил раненого на песок и побежал за приятелем, который брел дальше, не обращая внимания на окрики трибуна. Знаками указал на дыру под корнями огромного безлистного дерева.
Люс покорно встал на четвереньки и заполз в нору. Следом Марк затащил раненого трибуна. Втроем они укрылись в зверином жилище без труда.
– А что если явится хозяин? – спросил Марк. – В этом случае я бы предпочел нору песчаного кролика.
– Норки кроликов тоже есть. Мы прошли мимо, а ты их не заметил. – Отозвался Флакк. – Не знаю как ты, а я вряд ли помещусь в домике песчаного кролика… К тому же… кролики больно кусаются. Мне в детстве один такой малыш откусил палец. А знаешь, как противно таскать двенадцать дней на руке регенерационную камеру?
– Долго мы будем лежать здесь? – спросил Марк, после того, как они устроились в пустующем логове. – Зачем мы здесь? Чего ждем?
– Для раба ты задаешь слишком много вопросов. Будь добр, помолчи.
Воняло отвратно. К тому же прямо под боком у Марка валялись осколки крупных костей, пожалуй, даже крупнее человеческой берцовой кости. Пока светил ионный фонарик, Марк сумел разглядеть, что кости обглоданы дочиста.
– Надо подождать, пока явятся жандармы и на месте установят, что от нас не осталось даже молекул, пригодных для анализа. – Трибун говорил шепотом. Все приборы они выключили, кроме одного датчика: его голубой глазок светился в темноте. – Что-то они не торопятся. Видимо, в самом деле, уверены, что мы мертвы. Нет, ошибаюсь. Мчатся.
– Они не засекут нас?
– Нет. Только тихо. Жандармы для виду могут сделать пару кругов вокруг места аварии. Мне бы не хотелось, чтобы эти кролики откусили нам пару пальцев.
А что, если выскочить из норы и бежать, бежать? Рвануть хотелось невыносимо. Так хотелось, что сводило ноги, и для того, чтобы остаться на месте, приходилось царапать ногтями дно пещеры.
– Не могу… – прохрипел Марк. – Бежать надо.
– Тихо! – выдохнул Флакк. – Лежать! И молчать! – прозвучало в мозгу.
Марк послушно распластался на песке. Теперь он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, ни закричать. Хотя кричать хотелось невыносимо.
Жандармы пробыли на месте аварии дольше, чем предполагал трибун. Флакк успел сменить манжету с голубой кровью, а датчик показывал, что жандармы все еще осматривают место катастрофы. Желание Марка бежать несколько ослабло. Он уже мог сам справляться с собой, вмешательства извне не требовалось.
“Я слишком привык, чтобы мной управляли, – без труда проанализировал Марк случившееся. – Теперь, лишившись приказов барона Фейра, потерял голову. Буквально. Флакк правильно сделал, что отдал мне приказ через браслет. А если попробовать самому себе отдать приказ? Интересно, получится? Нет? Эй, Марк, дружище, будь добр, перевернись на другой бок”.
Он без труда перевернулся. Отлично. Это уже кое-что.
– Прекрати ворочаться! – прошипел трибун.
“А теперь пойми, что от тебя сейчас зависит жизнь остальных. Флакк ранен, Люс не в себе. Если ты будешь трусить, то угробишь остальных…»
В этот раз получилось не до конца. Полицейских он бояться не перестал, но страх померк, с ним уже вполне можно было справиться, как с коликами в животе после обильного обеда в день рождения барона Фейра – единственный день, когда рабов кормили до отвала.
– Похоже, вигилы… то есть жандармы, собираются отбыть, – шепнул Флакк. – Все, улетают. Не дыши! – приказал он через комбраслет.
У Марка тут же прекратилось дыхание. Как ни силился он вздохнуть, губы беспомощно хватали воздух, но в легкие не попадало ни капли. Он же так умрет! Зачем! Прекрати! Марк ухватил трибуна на плечо и с силой встряхнул. Вымолвить он не мог ни звука, лишь хрипел.
Скорее же! Скорее! Еще миг, и Марк потеряет сознание.
– Дыши! – шепнул Флакк, догадавшись, что произошло.
Марк судорожно втянул в себя воздух.
– Мерд! Зачем? Зачем?
– Ты что, напрямую воспринимаешь любые приказы? – обескуражено прошептал Флакк.
– Через браслет… Да… – выдавил Марк между частыми вдохами.
Выждав немного, трибун велел вытащить себя наружу. Огляделся, поводил из стороны в сторону приборчиком.
– Можем уходить. К утру нам нужно добраться до челнока. Идти придется всю ночь.
– Идти и нести тебя, – уточнил Марк.
– Понесешь, – кратко отозвался трибун. Опять его приказ прозвучал в мозгу.
Люс был совсем плох; несмотря на повторную инъекцию, он почти не разговаривал и двигался как сомнамбула.
Из норы Марку его пришлось вытаскивать, как раненого трибуна, – на себе. Селена Секунда уже обошла полнеба. Скалы и песок вокруг сияли серебром. Где-то совсем недалеко за грядой песчаника раздавалось громкое уханье, Марк не знал, что за зверь так кричит, и невольно ежился.