— Но, полковник, вас тогда не ранили. Ранили меня!
Похоже, разница в звании, упомянутая мною, порадовала Мориарти.
— Если передо мной не один из самых убедительных сумасшедших на свете, значит вы, сэр, говорите правду. Факты относительно вашего звания лишь подтверждают мою теорию, — сказал он. — После случая с человеком, который обошел вокруг своего экипажа и исчез на виду у десятка свидетелей, я разработал теорию существования иных миров.
— Вроде Марса и Венеры? — спросил я.
— Я сказал — иных миров, а не планет, — поправил меня профессор. — Точнее говоря, миров вроде нашего, но с незначительными отклонениями, возникшими в результате иных решений. Например, там, где Конфедеративные Штаты Америки проиграли войну за независимость. Математически это вполне возможно.
Эти миры, — продолжал он, — время от времени соприкасаются, и люди могут переходить из одного в другой. Как правило, случайно, но при определенных обстоятельствах и преднамеренно. Похоже, сегодня ткань пространства-времени так истончилась, что позволила доктору Ватсону перейти из его Лондона в наш.
— И всего на расстояние в несколько кварталов, — добавил я.
Глянув в окно на туман и ощутив комок в животе, я понял, что теория Мориарти верна. Даже после большого глотка бренди из фляжки мне было трудно представить, что все привычное безвозвратно исчезло. Ну или почти все.
Как неоднократно ранее, беседу на Бейкер-стрит прервал визит инспектора Герберта Лестрейда. Похожий на крысу человечек из Скотланд-Ярда был одним из первых профессиональных партнеров Холмса, протоптавших дорожку к нашей общей квартире. Естественно, он не знал меня со времен Адама.
— Всегда рад видеть вас, Лестрейд, — сказал Мориарти, протягивая руку.
— Спасибо, профессор. Прошу прощения, если помешал. Однако я к вам со срочным известием. — Он замолчал, бросив взгляд в мою сторону. — Я могу говорить открыто?
— Простите, инспектор, забываю о хороших манерах. Это старый армейский друг Мюррея, доктор Джон Ватсон. Они вместе служили в Афганистане. Доктор посвящен во все, о чем здесь говорится.
— Что ж, ладно, — сказал Лестрейд, усаживаясь в красное кожаное кресло напротив Мориарти. — Меньше часа назад я получил телеграмму с сообщением, что полковник Себастьян Моран бежал из Дартмурской тюрьмы.
— Известно, когда это случилось? — спросил Мориарти.
— В последние три-четыре дня. Он подрался с кем-то из заключенных, и все забияки оказались в одиночных камерах, — ответил Лестрейд.
— А в соответствии с нынешней системой наказаний подобные заключенные не должны видеть ни одной живой души, и за ними никто не присматривает, кроме единственного охранника, — сказал Мориарти.
— Даже во время кормежки? — спросил я.
— Через маленькую железную решетку внизу двери можно задвинуть поднос, а потом забрать его. В прошлом Моран неоднократно устраивал голодовки. Охрана видела закутанную в его одеяло фигуру, поэтому, несмотря на то что пища оставалась нетронутой, о нем не слишком беспокоилась, — сказал инспектор.
— И как обнаружили побег?
Лестрейд рассмеялся, откинувшись на спинку красного кожаного кресла.
— С одним из заключенных, неким Волмером, случился удар. Он умирал, и последним его желанием было увидеть Морана. Они, должно быть, дружили.
— Думаете, Моран найдет убежище здесь, в Лондоне, у своих старых товарищей? — спросил Мюррей.
— Друг мой, я знаю, что так и будет. Более того, уверен: к этому приложил руку работодатель Морана. Подобное вполне в его стиле. — С этими словами Мориарти поднялся с кресла и достал из-за бюста Цезаря три идеально круглых металлических шарика. Покатав в ладонях, он положил их в карман жилета. — Сколько Морану оставалось сидеть в одиночке?
— Три дня.
— Значит, если что-то должно случиться, оно произойдет в ближайшие трое суток. — Мориарти посмотрел на настенный календарь. — О боже! — воскликнул он.
— Что такое, профессор? — спросил Мюррей.
— Если я прав, у нас очень мало времени.
— Я пойду с вами, — вызвался Лестрейд.
— Спасибо, нет. Пока обойдемся без вашего участия.
— Мне это не нравится, профессор. Это дело полиции.
— Я знаю. Но сегодня вечером вам нет места среди нас.
Инспектор промолчал, хотя и не сумел скрыть раздражения. Повернувшись, он вышел за дверь.
Мюррей скрылся в спальне, прежде принадлежавшей мне, и появился несколько секунд спустя с переброшенным через одну руку плащом и парой армейских револьверов в другой руке.
— Полковник, возьмите один, если вы не против, — сказал он.