— Ну-с, а рост?
— Да Дергачев роста среднего, а тот его по темени бил! Очевидно, высокий. Теперь дальше-с. От ворот до мостика я сосчитал девяносто шагов, а осталось, по шагомеру, две тысячи пятьсот. Вот они и ходили взад и вперед. Раз тридцать, а что иногда останавливались — видно было опять по окуркам. В ином месте вдруг три окурка.
— Что же вы думаете? — спросил следователь.
— Я бы пересмотрел его бумаги и записки. Быть может, там какой-нибудь намек. Вы смотрели бумажник?
— Смотрел; семьдесят пять рублей и три письма от какой-то любовницы.
Патмосов промолчал, потом сказал:
— Вы позвольте мне их?
— Сделайте одолжение. Севастьян Лукич, дайте! Ну, что вы еще узнали?
Патмосов осторожно взял три почтовых листика, уложил их в свой бумажник и ответил:
— Насчет Лукерьи и Прохора… Оба хороши, Лукерья судилась за кражу у барина на одном месте, где она служила. Но была оправдана, а этот Прохор два раза в тюрьме сидел за кражи.
Следователь вскочил.
— И вы молчали! Вот вам и убийца! Арестовать его, и все!
— Ваше дело, — сказал Патмосов.
— И думать нечего! Вот вам приказ. Пожалуйста! Заодно и обыск у него сделать, и сейчас же его ко мне переслать!
Догадливый Флегонтов уже написал постановление и подал Ястребову. Тот подписал бумагу и передал ее Патмосову. Патмосов встал.
— Так я пойду!
— Пожалуйста!
В это мгновенье вошел сторож.
— Барыня вас видеть хочет. Сказывает, насчет убийства!
— Проси! — быстро сказал следователь и обратился к Патмосову: — Вы останьтесь!
Патмосов поклонился и отошел в угол камеры, где сел на стул. В то же время в комнату порывисто вошла пышно и безвкусно одетая дама и обратилась к следователю:
— Вы господин следователь?
— К вашим услугам! — галантно ответил Ястребов, подавая стул.
— Который по убийству Дергачева?
— Совершенно верно!
— Я знаю убийцу! — сказала дама и, стукнув зонтиком, вызывающе оглядела стены камеры, следователя, письмоводителя и скромно сидящего Патмосова.
Следователь смутился.
— Сударыня, это так важно! Вы позволите записать?
— Пишите, мне все равно! Как только Катя мне сказала, я сразу! Я его не боюсь, мерзавца…
Следователь мигнул письмоводителю и заговорил:
— По порядку, сударыня. Имя, отчество, звание и все прочее?
— Знаю, знаю! Звать меня Караваева, Марья Васильевна, кронштадтская мещанка, сирота, православная, двадцать четыре года, цеховая портниха. Вот и все! Довольно?
— Великолепно, — улыбался следователь, — теперь что вы имеете передать по делу об убийстве Дергачева?
— А кто убийца! Видите ли, я прямо, — начала она, оборачиваясь то к Ястребову, то к Флегонтову, я прямо скажу, что была на содержании у Дергачева. Скупой был покойник. Правда, возил гулять, платья дарил, вещь, коли заклад просрочен.
— Как? Он под вещи давал?
— А то как же! По клубам больше. Проиграются и закладывают.
— Так. Продолжайте.
— А денег всего сто рублей давал. У него племянник Степан Петрович Трехин. Только совсем разбойник. Пьет и буянит. Я уж вам всю правду говорю. Я попуталась с ним и даже денег ему давала, только с ним одно горе. А тут он с Дунькой связался. Да! Она у Коровина на содержании. Так вот. Этот Дергачев, покойник, царство ему небесное, раз мне и говорит: «Никого у меня нет. Люби меня крепко, а я на тебя все отпишу». Вот как я поссорилась со Степкой, и скажи ему это. Как он зарычит, как вскочит! «Да я, — кричит, — убью раньше того!» И убежал. Это в субботу было, а нынче читаю — и убил! Понятно — он!
Она порывисто перевела дух. Наступила тишина. Флегонтов торопливо подал бумагу следователю. Ястребов прочел вслух показание.
— Теперь подпишите его!
— С удовольствием.
Она сняла перчатку и старательно вывела свою фамилию. Потом встала, взяла зонтик и сказала:
— Я вас очень просить буду поискать завещание.
— Есть, так отыщем! Ваш адрес?
— Поварской, дом пять!
— В случае чего мы вас потревожим. А Трехина адрес?
— Жил на Невском, пятьдесят четыре, в меблирушках[7], а сейчас не знаю!
— Благодарю вас!
— А убил он, это я знаю!
Караваева сделала общий поклон и, шурша юбками, вышла.
— Ну, что вы думаете? — спросил следователь.
— Разузнать надо, — сказал Патмосов.
— Непременно! Севастьян Лукич, напишите повестку Трехину.
— А как насчет Прохора Резцова? — спросил Патмосов.
Следователь развел руками.
— И не пойму! Вот история! Понятно, арестуйте. Что на него смотреть! Не он — отпустим! Теперь у нас двое.