— Рекс Бураныч! — в отчаянии закричал Шарик. — Товарищ Доберман-Пинчер! У меня же есть письмо!
— Что-о?! — Шерсть на спине начальника встала дыбом. — Еще от земли не видать, а тоже норовит по знакомству… Молодежь, называется!
— Я не по знакомству — чуть не плакал Шарик, — это коллективное письмо… обо мне…
— Коллективное? — насторожился начальник.
— От коллектива жильцов! — и Шарик подал ему бумагу с кратким описанием событий во дворе дома № 1 по улице Дружбы о том, как Крот и его приспешник Крыс украли котенка Захара, о самоотверженной борьбе с похитителями, которую вел Шарик в подземелье, и, наконец, о том, что благодаря ему, Шарику, еще стоит на земле дом № 1.
— Гм, — произнес Рекс Буранович, — гм. Неплохое письмо. Письмо, прямо сказать, хорошее. Ты, видно, парень не промах. Только, брат, извини, ничего для тебя не могу сделать. Мне правила не разрешают беспородных принимать. Слушай, — оживился он, — хочешь, я тебя в цирк устрою? Там таких берут…
— Нет, — отрезал Шарик.
— На нет и суда нет. Вопросы есть? Всё. Держите хвост пистолетом. — Рекс Буранович двинулся к проходной. У двери он обернулся, еще раз посмотрел на Шарика, зажмурился и сказал: — Ой, ну и бывает же…
Прыжок в пропасть
И Шарик затосковал. Тоска его была возвышенной, потому что тосковал он на крыше дома № 1. Сыщик решил удалиться от дел земных и остаток жизни провести здесь, наедине с небом.
Сначала тосковать было интересно.
Шарик соорудил себе жилье: притащил со двора огромный зонт, непонятно почему выброшенный Иваном Ивановичем Слоном, — зонт был еще хоть куда, только не закрывался. Ручку его Шарик воткнул в отверстие вентиляционной шахты, и получился навес, который, несомненно, выдержал бы не только градобитие, но и падение средних размеров метеорита.
Потом Шарик исследовал крышу, огромную, как футбольное поле, приладил к телевизионной антенне качели из куска проволоки и качался, гордый и одинокий, пока не замутило. Потом сам с собой играл в крестики-нолики и сыграл шестьсот тридцать два раза! Это, конечно, был мировой рекорд, но кто его мог оценить? Потом читал газету, потом долго смотрел вниз, где бежали маленькие автомобильчики, прыгали, ползали, летали и били хвостами суетливые горожане…
Конечно же, конечно, там вот-вот произойдут страшные и запутанные события, в которых Доберман и Овчаренко ничего не поймут. Вот тогда-то и хватятся сыщика! Весь город сбежится на улицу Дружбы, и толпа закричит: «Шарик, Шарик, выручай!». Грозный начальник, рыдая, будет умолять пойти и поруководить Школой и научить сыскному делу. А Шарик грустно улыбнется и скажет тихо:
«Куда уж нам, неученым. Не с нашим окрасом, род только смешить…». И повернется, и уйдет под зонтик. А все заплачут, заплачут и пойдут, всхлипывая… Сыщик пожалел их всех, так жалко их стало, что даже слезы потекли…
Наступил вечер, по крыше дома, что напротив, зажглись и побежали огромные синие буквы: АПТЕКА АПТЕКА АПТЕКА. Шарик заснул с голубыми слезами на глазах.
Проснулся он ночью, долго смотрел на тусклые городские звезды и понял, что тосковать стало скучно.
Шарик послонялся по крыше, свернул из газеты птичку. Птичка получилась бездарная: прошла штопором все двенадцать этажей и ткнулась носом прямо в урну.
И вдруг…
И вдруг Шарик увидел, что на противоположной стороне улицы короткими перебежками, прячась в подъездах и замирая в тени деревьев, двигалась фигура явно злоумышленного вида. На голове у нее, как мгновенно и безошибочно определил Шарик, был натянут черный чулок. В руке — чемоданчик. Фигура подобралась к двери аптеки, опустилась на корточки и распахнула чемоданчик. Из него появился кусок материи, который был немедленно расстелен на асфальте. Затем Черный чулок торопливо выхватил из чемоданчика стеклянную банку наполненную каким-то золотистым веществом, и начал поливать им тряпку. Жидкость падала тягучими лентами, истончаясь в янтарную паутину. Когда банка опустела, незнакомец приподнял нижний край маски и длинным языком вылизал сосуд. До Шарика донеслось чмоканье и урчание. «Мед! — пронзила сыщика догадка. — В банке был мед!».
Тем временем Черный чулок сноровисто поднял за углы кусок облитого материала и, роняя сладкие капли, прилепил его к застекленной двери аптеки.