Огонь продолжал выстреливать в небо языки пламени в разных концах города, и чрезвычайно удивительным в этих огненных безобразиях было то, что они подчинялись загадочному порядку: горели только аптеки и аптечные склады.
Старый жираф долго думал и наконец пробормотал:
— Что-то тут, гори оно огнем, не так…
Допрос и чрезвычайное сообщение
…Туча огненных мух гонится за Шариком по улицам горящего города. Пылают здания, из окон и подъездов бьет пламя. Шарик мчится, задыхаясь, по улице, не имеющей конца. А огненные мухи не отстают, кусают в спину, за бока, за ноги, и вот одна, громадная, как вертолет, пикирует на Шарика…
Шарик застонал и очнулся. В голове гудело.
Плохо соображая, Шарик огляделся.
Он лежал на красной ковровой дорожке посреди большой комнаты.
Стол. Телефон. В углу телевизор. На стене большая карта города с красными флажками.
Нет, Шарик здесь никогда не был.
Он попытался сесть и ойкнул. На ноге горела рана с опаленной по краям шерстью. Две на животе. На боку. А на спине! А на другом боку!
«Будто на меня ведро углей высыпали», — подумал Шарик. И вспомнил всё: Черный чулок… Муха… пожар… схватка…
«Они ушли!». Сыщик скрипнул зубами и заковылял к двери.
Дверь была заперта.
Неужели преступники взяли его в плен?
Окно!
Шарик подскочил к окну и увидел, что оно расположено на втором этаже, и ветка, мощная ветвь каштана, мокрая от дождя, лепит листья прямо в стекло.
Шарик рванул шпингалет, дернул раму, вскочил на подоконник…
Неведомая сила подняла его за шиворот, пронесла по воздуху и бросила на то самое место, где он только что лежал, на ковровую дорожку с клочком обгоревшей Шариковой шерсти.
— От жук! — прогудел гнусавый бас. — От шустрый!
Над сыщиком возвышался Руслан Овчаренко.
Значит, Шарик не у бандитов! У него немного отлегло от сердца. Немного, потому что Овчаренко — тоже не подарочек… По тону Руслана чувствовалось, что про горошину, забитую в его толстый нос, он не забыл… Тем более, что одна ноздря у него — та самая — была заткнута аккуратной марлевой пробоч-кой.
«Главное, не напоминать ему о горошине, главное, не напоминать!».
Овчаренко нехорошо смотрел на Шарика. Пауза затягивалась.
— Листик залетел в окошко, — хихикнул Шарик, — смотри-ка ты: листик.
— Ага, листик. Я с тебя листик сделаю. «Главное, говорить о другом», — еще раз пронеслось в голове у Шарика, но он почему-то брякнул:
— Горошину доста-л?
— Достали. Вот такими щипцами. Трое в белых халатах.
— Больно было?
— Это же нос! — по-щенячьи визгливо крикнул огромный Овчаренко.
Тихонько двинувшись к окну, Шарик решил:
«Или шерсть моя сейчас полетит клочьями, или я сверну себе шею».
— Сидеть!!! — рявкнул Руслан так свирепо, что знаменитое сыщицкое самообладание на минуту изменило Шарику, и он зажмурился.
Но трёпки почему-то не последовало.
Когда Шарик осмелился приоткрыть один глаз, Руслан Овчаренко с карандашом важно сидел за столом над листом бумаги. Шарик вытянул шею и прочитал: ПРЫТОКОЛ ШАРИКОВОГО ДОПРОСА.
От изумления второй глаз сыщика открылся, и оба полезли на лоб. Шарик вскочил.
— Сидеть, подследственный! Хвамилия?
— Шарик.
— Имя?
— Шарик.
— Отчество?
— Шарик.
— Значит, вас зовут Шарик Шарик Шарик?
— Так всегда и зовут: Шарик Шарик Шарик!
— От жук! — Овчаренко качнул головой и записал: ШАРИКА ЗОВУТ ШАРИК ШАРИК ШАРИК. «Дело движется», — подумал Овчаренко, важно надел очки, лежавшие на столе, и внушительно прошелся по комнате. При этом он с грохотом опрокинул стул.
Шарик по имени Шарик Шарик хихикнул. Глядя поверх очков, Руслан набычился и резко спросил:
— Ну шо, будем сознаваться или…
— Ты мне должен сначала обвинение предъявить. Во всех книжках так написано. Ты должен сказать: «Признаете ли вы, что совершили…» и те де и те пе. Понял?
Руслан некоторое время подозрительно смотрел на сыщика, затем осведомился:
— В каких это книжках написано?
— В умных, Русланчик, в умных. В таких, где настоящий следователь допрашивает подследственного.
— Ну ладно. Если обманываешь, пеняй на себя. Признаете ли вы, шо… шо…
— Совершили… — подсказал Шарик.
Совершили и тэ дэ и тэ пэ?
— Хи-хи. Не признаю. Никаких тэ дэ и тэ пэ я не совершил.