Я сидел в темноте на полу. Рука моя машинально шарила в пыли. Пальцы наткнулись вдруг на какой-то округлый предмет. Ощупав его, я понял: будильник. Стекло отсутствовало, но ушко для завода звонка было на месте. От нечего делать я завел его и встряхнул — будильник бойко затрещал. Трещал он долго, минуты две. «Молодец!» — похвалил я будильник и завел снова. Он снова заверещал. На третий раз внутри него что-то смачно хрястнуло — и будильник умолк. На чердаке сделалось как-то особенно тихо.
И тут я уловил голос Юрки. Брат как будто с кем-то спорил. Это, конечно, была фигня: Юрка находился в Саратове. Я понял, что у меня уже едет крыша.
Потом мне показалось, что дверь заскрипела и чердак осветился. Кто-то Юркиным голосом крикнул:
— Ау, Дима! Ты здесь?
На всякий случай я отозвался:
— Я здесь, Юра!
Получилось так глухо, словно меня душили подушкой.
Кто-то, похожий на Стаса, засмеялся:
— Голос из подполья!
Я оглянулся.
Юрка и Стас стояли в двери с фонариками в руках.
— Ты что здесь делаешь, придурок? — спросил брат. — Мать уже с ума сходит!
От радости из моих глаз брызнули слезы. Чтобы скрыть их, я наклонился и сделал вид, будто отряхиваю пыль со штанины.
— Тебе что, по морде дать? — рявкнул Юрка.
— Да?! — вскинулся я. — Меня здесь заперли, понял? С утра тут сижу!
Брат и его приятель как-то странно смотрели на меня.
— Ты чего, Димка? — улыбнулся Стас. — Дверь не была на замке. Мы сразу взяли и открыли. Ты просто толкал ее не в ту сторону!
Я остолбенел.
…Втроем мы сидели в нашей комнате. Вымытый и накормленный, я рассказывал Юрке и Стасу свои приключения — с того самого момента, когда Светка сообщила о пропаже звезды. Правда, я опустил все, что было связано с вороном Степой: мне не улыбалось нарваться на их насмешки. Когда я закончил, брат решительно поднялся.
— Пошли!
— Куда? — удивился я.
— К твоему алкашу! Надо с ним разобраться.
Стас заметил:
— Полдвенадцатого ночи, Юрка.
Тот сжал губы:
— Тем лучше!
Я подхватил:
— Точно! Нагрянем — пока он еще не до конца спустил награбленное.
Окна в квартире дяди Миши еще светились. Юрка надавил своей огромной ладонью на замурзанную кнопку звонка. Дверь распахнулась.
— О! — обрадовался дядя Миша. — Интеллигенция хочет выпить.
Он был в черных трусах до колен и грязных Полых валенках с отрезанными голенищами.
— Спортсмены не пьют! — сурово заявил Юрка. — Поговорить надо.
Мы вошли в квартиру и поговорили.
Выяснилось, что у алкаша есть зять, бригадир грузчиков. Бригада подрядилась перевезти рояль доценту консерватории: со старой квартиры на новую. Инструмент не пролез в двери. Пришлось извлекать его через балкон с помощью лебедки, колесико которой крепилось на крыше. Дядя Миша подшустрил и заработал на две бутылки.
Про звезду с бриллиантами мы даже не заикнулись: было ясно, что алкаш здесь ни причем.
Когда мы оказались во дворе, Юрка задрал голову и спросил:
— Где конкретно тут грабили?
Я показал ему кривулинское окно. Там уже было темно — Сережка вовсю дрых.
Стас начал прощаться: ему еще предстояло пилить домой через пол-Москвы. Мы с Юркой проводили его до метро. Напоследок они ото шли в сторонку и стали о чем-то жарко шептаться. Брат что-то требовал. Друг не соглашался. Сколько я помнил себя, эта парочка вечно спорила. Долговязый Юрка быстро заводился, но был отходчивым. Стас, маленький и настырный, любил довести его до белого каления, а потом вдруг взять и полностью признать Юркину правоту. На обратном пути я спросил:
— Ну, как прошли сборы? Ты уже поплыл на мастера?
Брат небрежно кивнул.
— Поздравляю, Юрка!
— На тренировке — не в счет, — отмахнулся он. — Результат нужно давать на соревнованиях. Через неделю поедем в Венгрию на юношескую Европу. Вот там и посмотрим, чего я стою!
Это было вполне в Юркином духе: о том, что его включили наконец в сборную страны, сообщить как бы между прочим.
Мы не спеша шагали по ночной улице. Кое-где в подворотнях мелькали подозрительные тени. Но я был спокоен. Рядом был Юрка. Пару раз мой локоть как бы невзначай коснулся мощной руки брата.
На перекрестке два амбала в одинаковых кожаных пиджаках лениво, через губу, попросили у нас закурить. Юрка хладнокровно сообщил, что мы не курим. Пиджаки оживились и хотели было возникнуть, но, покосившись на широченные плечи брата, передумали.