И пройдя внутрь, замер в недоумении. В нем было пусто…
Номер как номер — стены оклеены обоями с позолоченными узорами, гравюры, резной буфет и шкафы традиционной викторианской монументальности.
И ни следа постояльца или постояльцев, разве что небольшой чемоданчик у входа.
Банкир огляделся еще раз, зачем-то уставившись на окно. Ну не мог же он улететь?
— Здравствуйте, мистер Митчелл — услышал он за спиной негромкий женский голос…
Он обернулся, вдруг с глубочайшим удивлением поняв, кто эта женщина.
«Неужели?!! Быть не может!»
Перед ним стояла скромная миловидная англичанка — учительница, стенографистка или жена клерка средней руки…
Длинное неброское платье темно-серого цвета, строгая шляпка, перчатки по локоть, башмаки без каблуков.
— Простите, э-э-э леди… я говорю с э-э… Пантерой?
— Да, конечно, — последовал короткий ответ.
— Вы хотите сказать… вы… — банкир был совершенно сбит с толку, чего надо сказать с ним давненько не случалось. — Право же я не ожидал, что увижу…
— И кого же вы ожидали увидеть? — насмешливо прозвучало в ответ. — Громилу семи футов роста с парой револьверов на поясе и голосом как труба иерихонская? Ну, мистер, мы ж не на Диком Западе! Опять же, насколько я знаю, подобного рода специалисты были привлечены еще в Петербурге и самым позорным образом провалились.
— Да-да, разумеется! — закивал банкир.
— Как ваши дела, мистер Пол? — милая улыбка и легкий тон собеседницы, однако, не могли заставить его забыть то, что он уже слышал о делах Пантеры. Которая оказывается — женщина, к тому же молодая!
— Э… великолепно, — так же улыбнувшись, ответил банкир. — А как вы, мисс? Впрочем, вижу, вы живы и здоровы, а это главное. Признаться, Ложа уже не рассчитывала, что мы увидим вас живой, а тем более — успешно завершившей дело.
— Тем не менее, это так, — она усмехнулась. — Куска грязного льда оказалось слишком мало, чтобы меня убить. Хотя должна сказать, дело оказалось сложным во всех смыслах. Мне едва не помешали.
— Кто, позвольте спросить? — напрягся банкир.
Если в игре кто-то еще…
— Так… парочка сумасшедших спиритуалистов, которым зачем-то понадобилась одна вещица покойного барона.
— Спиритуалистов? — мистер Митчелл обескуражено покачал головой.
— Именно так. Сам барон, кстати, тоже несколько подвинулся умом на этом деле. Впрочем, так или иначе, все завершилось вполне удачно.
Банкир лишь кивнул. Потом зачем-то спросил.
— Вы должно быть сильно испугались, леди… когда «Титаник» начал тонуть.
— Вам самому приходилось когда-нибудь переживать кораблекрушение на море, мистер? — сухо и недобро бросила молодая женщина. — Знаете, как это, когда под вами проседает и кренится палуба? А когда иллюминаторы светятся из-под воды? А оркестр знай наяривает псалмы…
— Нет, — он нервно поежился. — Если можно без подробностей…
«А ты вижу трус, господин хороший!» — брезгливо подумала Елена.
— Так я могу увидеть… бумаги? — осведомился мистер Пол.
— Вначале я бы хотела увидеть мой гонорар, — взор дамы вновь на миг приобрел холодный, как вода Северного моря, оттенок. И он почти явственно различил, как за наружностью мирной молодой женщины проступил совсем иной облик. Перед ним была особа, опасная, как наточенная бритва. Или как дикая хищная кошка, в честь которой взяла себе прозвище.
— Разумеется. И, простите, даже не знаю, как к вам обращаться…
— Что за вопрос? Зовите меня Пантерой… — бросила та. — Тем более что мое настоящее имя вам ничего не скажет, да и, правду говоря, знать его вам не нужно.
Кивнув, банкир деловито раскрыл докторский саквояж, и извлек оттуда несколько пачек денег.
Она, прищурившись, наблюдала за ним. Грамотный прием, если подумать — лондонские гопники, приучившиеся ловко вырывать из рук растяп саквояжи и сумочки, вряд ли польстятся на ланцеты и марлю.
— Вот, — закончив, произнес он. — Как вы и хотели: четыре тысячи фунтов стерлингов обычными купюрами по пять фунтов и тысяча мелкими бумажками, бывшими в употреблении.
— Тысяча? — брови ее поднялись. — Говорилось, помниться, о пятистах…
— Да, мисс… Пантера… Ложа сочла справедливым компенсировать вам перенесенные… неприятности.
— Неприятности… — процедила Елена. — Отрадно, конечно… Благодарю…
И вдруг рассмеялась громким сардоническим смехом — как ведьма из спектакля третьеразрядного театрика.
Он с некоторым удивлением уставился на нее.
— Знаете, мистер Митчелл, я сейчас подумала, что этот бородатый немецкий еврей Карл Маркс все-таки абсолютно прав. Любое богатство стоит на костях и слезах ограбленных и замученных. Биржа, банки, капитал — все держится на том, что у маленького человека отбирают его труд. Так же, как у рабов Рима и Египта…