Сейчас Ростовцев сильно блефовал, но инстинктивно чувствовал, что он на верном пути.
Молча, они глядели в глаза друг другу.
— Ты… выдашь меня? — отступив на шаг, спросил эсер, кажется потрясенный этой мыслью. — Туз, ты меня выдашь?
— Ты же выдал меня тогда… — напомнил Юрий. — Так что тебе лучше быть искренним со мной… — сообщил он, старясь придать голосу тяжесть литого чугуна. — Итак, чем же вам так не угодил барон или его проект?
— Ладно, — махнул Витольд рукой. — В конце концов, в этом деле такой человек, как ты, может быть даже полезен. Все дело в золоте…
— В… каком еще золоте? — поднял брови Ростовцев.
— Ты притворяешься или в самом деле не знал? Ну, тогда слушай…
Гомбовский уложился в три минуты.
К концу его рассказа Юрий ощутил, как обильная испарина струится по лицу и шее.
Дело приняло совсем иной оборот, и причина смерти барона становилась ясна, как день, хотя история запуталась уже вконец.
Великий Северный путь, столь часто поминаемый бароном, был лишь театральной ширмой, дымовой завесой, за которой пряталась воистину афера века, задуманная фон Нольде и, может быть, еще кем-то в высших сферах.
Как оказалось, в своих северных походах тот наткнулся на золотые россыпи. И не какое-то одинокое месторождение. Речь шла о по-настоящему большой провинции, такой как Калифорния или Алдан, расположившейся вдоль течения реки Колыма. Так что вся затея имела одну цель — получить концессию с исключительными правами на добычу полезных ископаемых на землях, которые предполагалось якобы освоить и цивилизовать. Петербургские чинуши должны легко согласиться на такое условие, особенно если дело подмазать взяткой, тем более что они и думать не могут (да и не хотят) будто в тех краях может быть что-то, кроме ледяной тундры и тайги. Само собой, попроси барон денег или помощи правительства, ему бы отказали сразу, как отказывали всем русским исследователям арктических земель от адмирала Макарова до Русанова и Седова. А так… Подписали бы все бумаги, как миленькие, да еще небось посмеялись бы над богатенькими глупцами, пожелавшими с чего-то выкинуть миллионы на ветер…
— Откуда вообще вы узнали об этом? — осведомился Ростовцев, встряхнув невольно головой (та отозвалась мутной болью).
Лицо эсера исказила злая гримаса.
— Ты что же думал, этот скот, этот… — Гомбовский сглотнул ругательство, — палач в морском мундире сам нашел россыпи? В той экспедиции, кроме господина Нольде, были и другие люди. Среди них и наш товарищ, ссыльный студент-«горняк»[14] Николай Богоявленский. Кличка — Князь Серебряный. Мой, к слову, соратник по Нижнему Новгороду, по тамошнему подполью. Хотя это не важно. Он два с лишним года в одиночку, только с проводником из туземцев провел в среднем течении Колымы. Там и наткнулся на золотоносную область, как он считал, не хуже Клондайка и Юкона. Так что Нольде пришел почти на готовенькое. Бедняга Николай не знал, с каким мерзавцем и чудовищем в людском обличье имеет дело, а счел, что тот покинул столицу из-за интриг бездарей и завистников, как барон сам говорил. И думал, что тот поможет ему вернуться — у Коли был туберкулез в позднем градусе, и он рассчитывал, вдруг в теплом климате да при нормальных врачах… И в отчаянии открыл ему секрет своей находки.
— А дальше? — Юрий уже знал ответ.
— Дальше? — Гомбовский в ярости сжал кулаки. — Господин старший лейтенант забрал карту и все бумаги с материалами исследований и просто бросил его умирать в каком-то стойбище. Да вот просчитался барон. Наш товарищ прожил еще достаточно долго, чтобы добраться до людей и сообщить в Комитет о золоте и о Нольде. Оттого только этого немецкого выродка не прикончили сразу.
— Вот как? Ты, значит, хочешь вернуть похищенное у твоего товарища?
(Да все ясно, кто убийца. Гомбовский захотел украсть бумаги барона и не мог отказаться от мысли лично отомстить за соратника).
— Не обо мне речь, Туз, — собеседник зловеще улыбнулся. — Комитет, если хочешь знать, уже два с лишним года как вынес ему приговор за то, что он творил в Эстляндии в девятьсот седьмом. А, ты же не знаешь… Вернулся он из Японии, когда революция уже была подавлена, но бои кое-где еще шли. Пока Нольде сидел в плену, добрые крестьяне сожгли его мызу, видать, вспомнив все добро, что сделали им его предки… Чертовы остзейские немчики! — выругался он. — Слушай дальше, барон сколотил из матросни, из самого отребья, карательный отряд и взялся умиротворять родной край. Убивал, вешал, жег… Как и все баре. Но отличался уж каким-то особым зверством. Было у него одно излюбленное развлечение. Он расстреливал целые семьи, но не всех. Убивал только молодых, даже совсем детей, а стариков щадил…