— Так ты знаешь?.. — Юрий был поражен до глубины души.
Он-то лишь только собрался прижать Вацека к стенке и спросить насчет убийства, а вот как дело обернулось!
— Кто его убил? — подхватил эсер. — Если бы… Только то, что это была женщина.
— Ты… заметил убийцу?! — в полной растерянности пробормотал стряпчий.
— Увы! — покачал боевик головой. — Но вот в каюте пахло духами. Марки не знаю, но, кажется, не дешевыми, что-то острое и крепкое. От здешних дамочек из первого класса так пахнет. Хотя…
За дверью послышались торопливые шаги.
— Сюда, мистер О’Локлин, это здесь! — прозвучал взволнованный голос Лиз.
— Мы договорим позже, — полушепотом сообщил Юрий обеспокоено напрягшемуся поляку.
Через полминуты в дверях появилась журналистка, а за ней — пожилой джентльмен в очках и форменной тужурке «Уайт стар». Ростовцев узнал судового врача.
— Ну, молодой человек, дайте-ка, я взгляну на вашу травму, — мистер Патрик взгромоздил небольшой докторский саквояж на столик. — Однако же это очень неосторожно, тут же все-таки корабль, железо кругом!
— С вашего разрешения… — чуть поклонился Витольд.
— Да, конечно, — рассеянно бросила американка.
— Нет, подождите! — вдруг вымолвил Юрий. — И еще кое-что.
Гомбовский замер.
— Принесите мне кофе, стюард…
Глава 7
Утром ему показалось спросонья, что Елена исчезла, ушла, пока он спал. Что ее заметят, схватят, его и ее обман раскроется, и…
Но все было, как прежде: его гостья мирно лежала рядом, свернувшись калачиком и тихо посапывая во сне, а голова девушки расположилась у Ростовцева на плече.
Часы показывали около девяти. Умываясь, он рассмотрел себя в зеркале. От вчерашнего падения следов почти не было, лишь еле видная под волосами ссадина и легкая припухлость. А сперва казалось, что чуть не череп раскроил. Но свинцовая примочка корабельного эскулапа и холодный компресс, поставленный Еленой вечером, уже по возвращении его в каюту оказали воистину целительное действие.
Осторожно разбудив молодую женщину и деликатно отвернувшись, пока та одевалась, Юрий и отправил гостью в гардеробную.
Затем он заказал завтрак в номер, тьфу, то есть, в каюту, конечно, не для себя, а для Елены. Было видно, как бедняжка голодна.
После чего удалился, извинившись и повесив табличку «Не беспокоить».
В десять он вместе с Лайтоллером должен был быть на докладе у капитана, испытывая облегчение, что, по крайней мере, новых убийств не ожидается.
Лайтоллера однако на месте не оказалось. Зато к стряпчему вышел Макартур.
— Мистер Джордж? Мистер Лайтоллер на вахте, а мистер Исмей получил важную маркониеграмму. Но мистер Баркер хочет вас видеть, — доложил тот.
— Мистер… э Баркер? — поднял брови Юрий.
— Так зовут нашего второго казначея.
— А… — замялся Ростовцев.
— Мне довольно знать, что его зовут мистер Баркер, — вполне по-английски лаконично сообщил корабельный слуга.
Идя следом за стюардом, Юрий вдруг подумал: а так ли уж вне подозрений Жадовский?
В сущности… Если допустить, что история с картой ему вдруг стала известна…
Откуда? Да неважно. Как говорят умные немцы: «Что знают двое, то знает и свинья». Жадовский старый русский офицер. Убийцу безоружных и карателя, каким стал Нольде, таковой должен презирать до глубины души. А если допустим выяснилось, что барон намерен, говоря прямо, ограбить Россию, то легко мог бы счесть святым долгом ему помешать, так ли иначе.
Кроме того, быть может, доставив бумаги на родину, он рассчитывал на восстановление честного имени? А вот мог ли Жадовский расправиться с человеком заметно его моложе? Отчего же нет? Да, казначей стар, но еще крепок, раз ходит в море. В сущности, пожилого джентльмена из числа офицеров барон бы заподозрил еще меньше чем мифическую пока что даму, о которой говорил Вацек.
Сколь помнит Ростовцев, казначей воевал в последнюю турецкую войну, и должно быть не один аскер или башибузук пал от клинка Жадовского…
А собственно, зачем приплетать сюда благородные порывы?
Жадовского ожидает в скором времени одинокая полунищая старость. Вряд ли он скопил довольно средств, чтобы жить безбедно оставшиеся годы. Старики опять-таки тоже подвержены страстям и порокам. Он помнил дело отставного статского советника Федулова, расточившего деньги вверенной ему нарвской богадельни на малолетних проституток, коих ему усердно поставляли все три местные мадам. А бумаги барона стоят весьма немало. Хоть в Петербурге, хоть в Лондоне, хоть в Париже.