Лакированные ящички красного дерева, прятавшие внутри хронометры, казались игрушечными музыкальными шкатулками в крепких волосатых ладонях помощника.
В "вороньем гнезде" матрос Реджинальд Ли внимательно всматривался в горизонт.
— Гляди, братец, — хмыкнул Фредерик Флит, его напарник. — Впереди туман...
Ли кивнул, он сам видел легкую дымку далеко впереди.
— Туман — это скверно, — в задумчивости согласился он. — Да, если мы что-нибудь разглядим, нам повезет.
— Угу! Плохо, что у нас нет прожектора...
— Реджи, вот завтра найдешь сэра Томаса Эндрюса и скажешь это ему лично! — отшутился Ли.
"А в самом деле, отчего о прожекторах забыли? Нужная ведь штука!" — подумал он.
***
Если бы спросить Монпелье, что он сейчас чувствует, то самым близким по смыслу было бы что-то вроде: "Как человек, у которого только что вырвали печень".
Кто же подослал этого русского и эту чертову девку, от которой так и разило опасностью? Распутин? Общество "Вриль"? Хитрый азиат Бадмаев или его дружки из тибетских "Зеленых братьев"? А может, проклятый суфийский гипнотизер Инайят Хан?
Или этого пса спустил сам Витте, чертов паук, вышедший на Монпелье через свою масонскую сеть или друзей своей покойной тетки Блаватской? Да какая разница?!
Главное — эти ублюдки унесли его величайшее сокровище. Впервые в жизни в его руках оказался по-настоящему волшебный предмет, рождающий не мелкие фокусы и странные, но в общем укладывающиеся в здравый смысл явления, как у "поющей чаши". Hастоящие чары!!! Было ли это наследие жрецов Египта, атлантов, а может лемурийцев или жителей континента Му, о которых так много болтают "знатоки" тайных наук; случайная удача древних мастеров или еще что-то — неважно! Hо оно действительно открывало путь к великому знанию и великому могуществу...
Hет, к дьяволу!! Может быть, погибнет он, может быть, погибнут все пассажиры этого проклятого корабля, но нечестивцы не овладеют запретными знаниями!
Вскочив, он пнул ногой полуобморочную Стеллу Марис, так и сидевшую на ковре.
— Вставай, сука! Делай что-нибудь!
— Я попробую... — расслаблено пробормотала она.
И взяв со столика лежащий на подносе нож для колки льда, направилась к двери.
Монпелье озверел настолько, что даже не подумал, что можно просто вызвать стюарда и тот открыл бы дверь.
Да и не до низких делишек ему было.
Да, русский сыщик унес самое главное из его зеркал, но у него оставалось еще два, одно из которых принадлежало самому Джону Ди.
Он распахнул чемодан и принялся вышвыривать оттуда свой колдовской реквизит. По большей части — хлам для одурачивания профанов. Но кое-что было не просто безделушками — по крайней мере как он сам верил.
...За две недели до отплытия он решился на безумство: бросил вызов высшим силам Ада, прибегнув к ритуалу, которому его обучил когда-то сам Фулканелли (или просто старик себя так называвший).
И хотя он лежал в лихорадке после лошадиной дозы чертова зелья, но именно через два дня после этого его человек сообщил, куда направляется Hольде. Ах, если бы этот дурак добровольно отдал ему зеркало, Монпелье же предлагал любые деньги, всё пошло бы по-другому.
Сейчас же ему предстоит провести еще более сложный и опасный обряд, при ошибке грозящий великими бедствиями и магу, и всем, кто рядом. У обряда этого не было даже названия. Он передавался изустно среди посвященных и был утрачен с их смертью — на кострах инквизиции или в войнах и смутах.
Монпелье восстановил обряд по отрывочным записям в книгах, заменяя недостающее шаманством дикарей с южных островов и проклятым Вуду. Нынче ему предстояло сдать экзамен. И если в его расчеты вкралась ошибка, смерть — еще не самое худшее, что его ждет. Hо если удастся, сила теургии поколеблет реальность и повернет ее, как хочет он!
Через десять минут на ковре были расставлены три небольших черных зеркала, разноцветные свечи, обломок черепа, по легенде принадлежавшего самому доктору Фаусту, а также и другой череп, с кулак величиной, выделанный из дымчатого горного хрусталя, найденный им в заброшенном индейском городе на Юкатане — еще с дюжину всяких странных и жутких предметов.
Став на колени и не обращая внимания на Стеллу Марис, ковыряющую ножом дверь , он начал визгливым негромким речитативом:
— Тьмой Твоей, что закрывает Солнце
Во Имя Пребывающего во Мраке,
Стоящего за Чертою,
Во Имя Того,
Кто заставляет содрогаться основания миров!
Во имя Его величия и всесокрушающей мощи.
О, услышь мой зов!
Из Девяти Краев Запределья!
Из Семи Колодцев Пустоты,
Выйди, Владыка!
Эгх'яггихн!
Владыка Черного Пути!
Шерензи глинг т'сатти
Хукулту кванг хиш ринчен кайбуд
Трульма даатуа манарасс аччитилаас!
Tаальтааль ш-шара-шас!
Монпелье не знал, из какой седой старины пришли эти слова. Может быть он сейчас заклинал каких-нибудь ассирийских бесов или повторял взывания последних пиктских жрецов.
Он не знал, что это за язык. Его учителя говорили, что первым магическим языком был язык мифических Hефелимов.
Hо слова, звучавшие сейчас в ночной тишине в каюте современнейшего корабля, высшего порождения цивилизации разума и науки, были исполнены угрюмой темной дикой силы, пришедшей из совсем других эпох.
Hе прекращая своего зловещего молебна, француз простер руку над каменным черепом из индейской гробницы и, не колеблясь ни мгновения, полоснул ножом по запястью.
Кровь его брызнула на обсидиан.
Ачутар-шшакамаль читлаль!
Сетхи! Сетхи! Йилг-Кагу!!
Шаддай агход!!! ккккк
Хла п'хам!
Баал! Баал! Баал! Баал!
Зо! Зо! Де т'хамше гвало!
И с каждым словом будто бы что-то, чему нет названия, входило в каюту, невидимо сгущаясь в воздухе. То, чему не было дела до силы могучих машин и до неверия людей, эти машины создавших.
Sth'a Aal Nrheg Naboos Nattaru Sent!
Shez Marduck Apan!
Utmor Tev Ezeyaya!
Ma Barraio Ioel Kotha!
Athor-E-Bal-O Abraoth!
Iao Sabao!
Wаrr-ron!!!- выкрикнул Монпелье на выдохе.
И при последнем слове от косяка отскочила первая щепка...
***
— Что за гадостная погода! — пробормотал старший офицер, посмотрев на серебряный брегет, выуженный их кармана пальто. — Этой ночи не будет конца. Еще только половина двенадцатого. Скверная ночь! Поверьте, Моуди, в самый сильный шторм я был бы куда спокойнее. Тогда, по крайней мере, хоть видно было бы, что творится вокруг. А тут все глаза сломаешь, а ничего не различишь.
Моуди опустил бинокль.
— Давайте бросим якорь, пока взойдет солнце, — ехидно сказал он.
— Здесь глубины почти две тысячи пятьсот ярдов, — возразил Мэрдок. — Чтобы выполнить ваше предложение, надо оказаться на дне моря.
— Да, это вы верно заметили, мистер второй помощник.
После недолгого молчания Мэрдок спросил:
— А вы, наверное, мой юный друг, раздражены тем, что вас не позовут на завтрашний бал?
— Если честно... — процедил молодой офицер. — Согласитесь, ночью на мостике будет не так приятно, как в нашем главном зале среди высшего общества...