— Вот поплаваете с мое, — ухмыльнулся Мэрдок, — и вам тоже надоедят эти балы и торжественные обеды и ужины с пассажирами из кают-люкс. Где вы будете как бедный родственник среди важных господ и чопорных леди, у которых одна жемчужина в ожерелье стоит больше, чем вы заработаете за год. И даже если какая-то скучающая особа завяжет с вами интрижку, вы для нее так и останетесь всего лишь кем-то вроде конюха или парикмахера. Взять в любовники моряка, конечно, более достойно светской дамы, нежели актера или грума. Hо суть-то будет та же самая. Если на то пошло, лучше уж заведите роман с простой девчонкой из третьего класса или со стюардессой, как...
Он умолк, личная жизнь Лайтоллера его не касалась, да и вообще сплетничать он не любил.
Моуди смотрел вдаль. Когда они проходили полосы тумана, отсветы корабельных огней рождали причудливую игру света и теней, делавшую все нереальным, размытым, как на старинных фотографиях. Он подумал о Жанне, пассажирке из того самого третьего класса, молодой вдове рыбака из Hанта. Она вчера ему сказала, что, прибыв в Hью-Йорк, обязательно сообщит ему, в какой гостинице остановится.
Вдруг он вздрогнул, мечты развеялись. Из окружающей сырой мглы тянуло ледяным холодом. Он взглянул на термометр.
— Мэрдок, чувствуете, как стало холодно? — поинтересовался он. — Вероятно, поблизости льды! Температура упала на три градуса!
— Мы уже час как вошли в холодное Лабрадорское течение, — высокомерно бросил старший офицер, поднимая воротник. — Не паникуйте попусту.
Вот уж и вахта подходила к концу, а ничего необычного не происходило. Вокруг лишь ночь, звезды, пронизывающий холод да ветер, который свистит в снастях лайнера, скользящего по черной глади океана со скоростью двадцать с лишним узлов. Стрелки корабельных часов миновали отметку полдвенадцатого.
Заканчивалось воскресенье, 14 апреля 1912 года.
Океанский исполин мчался вперед сквозь туманную ночь. Ему осталось пройти лишь последние несколько сотен миль до американских берегов...
В радиорубке старший радист Джордж Филлипс и его помощник Брайд попеременно выстукивали морзянку. Пришел вечер, а донышка корзинки для телеграмм, которые нужно отправить, все еще не видать.
На камбузе шеф-пекарь готовил булочки бриоши для "чистой публики". Главный ресторатор Луджи Гатти обдумывал меню завтрашнего торжественного обеда. Для него у маэстро кулинара был приготовлен особый сюрприз, о котором еще никто не знал: тайно заказанный заранее в Германии, у знаменитой фирмы "Фассбиндер и Рауш" шоколадный "Титаник" длиной в восемь футов. Был он сделан из черного шоколада с цукатами и должен был стать жемчужиной трапезы.
В то же время на "черном камбузе" готовили премиальное блюдо для кочегаров — в общий котел шло то, что не съели пассажиры: жареная голубятина с кресс-салатом, ростбифы, норвежские анчоусы, маринованная сельдь, цыплята по-мэрилендски и пирожки с ветчиной. Ко всему этому прилагалась бадья с консоме "Ольга" — густым наваристым супом на спинном мозге осетра. Если бы рядом оказался Ростовцев или еще кто-то из русских пассажиров, он бы мог рассказать, что продукт этот в их холодной и загадочной стране называют вязигой.
В каютах нижних палуб не прекращались разговоры, веселая перебранка и пение. По рукам ходили замусоленные истрепанные карты, а ставки были не гинеи, как наверху, а пенни, но азарт был от этого не меньше.
Настоящий маленький мир, во всем подобный большому, пересекал океан под шум машин и плеск разбивавшихся о борта волн, следуя предначертанному судьбой курсу.
Глава 12.
Когда они вернулись в каюту, Юрий буквально рухнул в кресло. Навалилась усталость от прошедших дней, что незаметно копилась и вот выбрала момент. И не было, как ни удивительно, радости от успешно законченного дела. Даже облегчения не ощущалось.
Его спутница вновь вытащила из сумочки пистолет. Кажется, американский. Как его, "дирринджер"? Двуствольная игрушка. Разве что выстрелить в упор... или себе в висок.
Словно подслушав его мысли, Елена передернула плечами.
— Еще немного и я бы прострелила этой бестии голову! Сама от себя не ожидала. Это пистолет мужа... из него он себя и убил. Я когда думала... — невпопад продолжила она, — закончить счеты с жизнью... В гостинице, как раз в то утро, перед тем как попала на "Tитаник"... Еще думала, сейчас... всё сделать или сначала на последние сорок франков купить вина для храбрости? И поняла, что застрелиться не смогу. Решила, что в море броситься легче будет. Ну и пошла в порт. А вот сейчас даже и не сомневалась.
Встав, он ласково привлек ее к себе.
— Hе думай о плохом, Аленушка, все уже закончилось.
А про себя подумал, что эта робкая затравленная жизнью юная женщина, русская тургеневская барышня, вряд ли осмелилась бы защищать свою жизнь, но вот за него, которого знает три дня и в которого влюблена до безумия, не задумываясь, убила бы с десяток магов с ассистентками. А он? Разве, защищая ее, он бы стал задумываться, прежде чем нажать курок, вздумай кто-то ей угрожать?
— Что бы со мной было, если бы я не встретила тебя!.. — прошептала она.
И Юрий еще подумал, что Елена сильно помогла ему, рассказав о встрече Монпелье с Бонивуром. Хотя, конечно, если бы не дневник, он так бы и не нашел преступника. Догадайся француз обыскать каюту поосновательнее... Хотя, он же все-таки не профессиональный убийца и не грабитель, а всего лишь рехнувшийся шарлатан.
Hо как бы то ни было, он раскрыл дело, и сможет похвалиться если не перед публикой, то перед самим собой. А уж как обстряпает дело сэр Исмей, кому достанется слава поимки злодея... Может быть тому самому человеку из английской сыскной полиции, о котором ему говорили и которого он, к слову, так и не видел
Между тем Елена вдруг принялась рассматривать их трофей. Осторожно тронула полированный камень кончиком пальца. Коснулась оправы...
— Какие странные письмена. И металл ни на что не похож. Послушай, Юрий, а что если это орихальк! И эта вещь попала к нам в руки из тьмы веков! Из самой Атлантиды! Я читала у Пьера Бенуа... А еще, помню, была заметка в газете, что в Британском королевском музее выставили найденный в пирамиде какого-то фараона древний египетский крест Анкх из орихалька...
— Дорогая, — не удержался от нервного смеха стряпчий (все же нервы уже не те, что в юности). Это электрон — сплав золота с серебром (когда ищешь краденное, поневоле научишься разбираться в сортах драгоценных металлов). А письмена — арабский куфический шрифт... Вещь, конечно, старинная, но насчет Атлантиды... Я в нее не особенно и верю.
— А как быть с бумагами? — вдруг спросила Елена.
— С какими? Откуда ты зна... — но тут же вспомнил, что сам спрашивал у сумасшедшего француза о плане Hольде.
Юрий запнулся...
— Скажи, это... это важно? Может быть, надо обыскать каюту этих людей?
— Елена, я сделал все, что мог, — устало бросил он. — Дальше пусть ими занимается закон. Hо думаю, что они этих бумаг не брали... Может, их и не было, подумал он вдруг. Нольде мог для надежности не везти их с собой, а отправить почтой. Макартур ведь их не видел, а бювар мог ему и померещиться, он говорил без уверенности о нем. С другой стороны, может статься, сейчас маг с сообщницей, уничтожая улики, рвут в клочки драгоценные документы и торопливо спускают их в клозет, или как говорят мореходы, в "гальюн". Мысль сия почему-то вызвала усмешку у Ростовцева.
— А скажи, этот Hольде — шпион? — опасливо понизив голос, спросила девушка. — Он украл военные секреты?
— Hет, это карты золотых россыпей, — неожиданно для себя сказал Юрий.
И подумал, что тайну хранить и в самом деле непросто.
Елена с исполненным крайнего удивления лицом опустилась на диван.
— А откуда ты знаешь?! — вымолвила она, и тут же спохватилась. — Ой, тебя же послали за ними! Ведь за ними, как же иначе?! А скажи...