Ростовцев направился к ним.
— Михаил Михайлович! Мне нужна ваша помощь! Отойдемте...
— Михаил Михайлович! — повторил он, когда Жадовский под удивленным взглядом Элроя отошел к надстройке.
— Юрий Викторович, очень хорошо, что вы нашли меня... — вполголоса быстро начал Жадовский.
— Подождите, сначала я скажу...
И высказал главное, что весь этот час не давало ему покоя.
— Понимаете, так вышло, что со мой плывет молодая дама... И ее надо спасти!
Жадовский несколько секунд непонимающе смотрел на него. Затем странно усмехнулся.
— Хорошо, ведите вашу даму сюда. Hет, подождите...
Он отсутствовал три или четыре минуты, показавшиеся Юрию очень долгими.
И появился с каким-то свертком в руках.
— Заберите с собой, — сухо бросил он.
И добавил нечто, от чего у Ростовцева буквально пропал дар речи.
— Это проект барона Hольде. Когда вы его рассмотрите на досуге, надеюсь, у вас будет такая возможность, вы сильно удивитесь. Я забрал его, когда первый раз мы с господином Лайтоллером осматривали каюту Нольде. Решил, что он не должен попасть в чужие руки, думал даже вернуться с ним в Россию. Теперь он в вашем распоряжении.
— А вы... — начал стряпчий и запнулся, поняв, что все это значит.
— Мне, милостивый государь, уже седьмой десяток, и пожил я достаточно... Ну берите же!
Юрий взял звернутый в суровое полотенце бювар и сунул за пазуху.
— Если у вaс будет возможность, — добавил казначей, — сообщите моей семье о том, что я умер помня о них... А сейчас забирайте свою... спутницу и идите на правый борт, там шлюпок еще достаточно... Hе мешкайте!
***
— Сэр, я насчет шюпки номер четыре, её невозможно спустить.
Лайтоллер зло смотрел на боцмана.
— Что с ней? Заело шлюпбалку?
"Еще три-четыре десятка трупов..." — промелькнуло у него в мозгу.
— Hет,сэр, понимаете... Там как раз под шлюпкой торчит шток запасного механического лота нашего "Титаника". И он-то не пускает шлюпку вниз.
— Как-нибудь срубить или спилить его можно? — как можно спокойнее спросил старпом.
— Так точно! Он слава Богу деревянный. Я уже отправил матроса Паркера и баталера Джека Фоули, но они никак не могут разыскать топор.
— Топоры есть на пожарных щитах, — бросил он, почти физически ощущая, как впустую уходит бесценное время
— Хорошо, сэр... Я распоряжусь.
— И еще, боцман...
— Да, сэр! — Адольф Николс ел Лайтоллера глазами.
— Приказываю открыть лацпорт на палубе "D". И выводите туда людей из третьего класса.
— Мистер Чарльз, а шлюпки? — взволнованный моряк даже слегка забыл о субординации.
— Часть шлюпок мы спустили в спешке полупустыми. Я распоряжусь, чтобы они вернулись для спасения оставшихся на борту лайнера людей. Через лацпорт их проще и быстрее загрузить.
"Как ты, интересно, распорядишься, в рупор орать, что ли будешь?" — зло подумал Hиколс.
Отпустив боцмана, Лайтоллер спустился вниз.
Без особого волнения и цели, больше по вбитой привычке к параграфам корабельного Устава и Британского Кодекса Tоргового Мореплавания, пробирался он длинными коридорами. Вот у одной каюты приоткрыта дверь. Он заглянул внутрь.
Hа растерзанной кровати лежала груда одеял и подушек. Она то и спрятала от глаз офицера бесчувственное тело мертвецки пьяного пассажира, что упал с постели на пол с другой стороны ложа, мечась в алкогольных парах...
— Нет никого, — сказал сам себе Лайтолдер и машинально запер дверь, пойдя дальше.
Через минуту каюту опять огласил храп, но услышать его было некому. Судьба купца первой гильдии Бонивура была решена.
Бросив машинально взгляд в шахту аварийного трапа, Чарльз ощутил вдруг настоящий ужас, какого не переживал давно, увидев, как зеленая океанская вода медленно вползает со ступеньки на ступеньку, и сквозь нее колдовски, зловеще мерцают аварийные светильники...
***
Посадка в шлюпки продолжалась.
Ожидая своей очереди, люди переговаривались.
Одни жены со слезами целовали мужей, как будто прощаясь, другие с наигранной веселостью говорили какие-то слова, что все будет хорошо.
— Надевайте спасательный жилет, мадам!
— Нет!
— Но его надо одеть.
— Не буду! Он ужасно противный!
— Скорее это последний писк моды!
— Я записалась в парикмахерскую, вот незадача!
— Если я не выживу, передайте это моей сестре, адрес на конверте.
— Вы пессимист, сэр.
— Вода ледяная — вряд ли в ней можно продержаться долго.
— Мама! Мама! Пустите маму...
— Все в порядке, моя девочка, — успокаивал совсем юный ирландец свою жену, которая была еще моложе, — ты иди, а я еще немного побуду здесь.
— Береги себя, Джонни!
— Дорогая, храни тебя Небо!
— Иди, Лотти! Ради Бога, ради наших детей, будь храброй! А я сяду в другую шлюпку...
— Я хочу быть в лодке вместе со своей подругой! — верещала какая-то дама, по виду, из полусвета. — Иманита, любимая!
А вот старый знакомый, лорд Фаунтлерой с внуком и молодой женщиной, видимо гувернанткой. Мальчик тепло одет, на гувернантке тоже длинное пальто и ватная шляпа. Сам же старый аристократ лишь в сюртуке и цилиндре.
— Дедушка, дедушка, а как же вы? — теребил старика за рукав ребенок.
— Я, если даст Бог, спасусь...
— Дедушка я останусь с вами!
— Джерри, вы должны идти, — не допускающим возражения тоном приказал Фаунтлерой-старший. — Не поплывет же мадмуазель Жюно одна! Вы последний в роду, и на вас лежит большая ответственность. И передайте леди Марте, — он запнулся, — передайте вашей матушке, что я прошу у нее прощения за то, что был столь несправедлив к ней.
В душе Ростовцева поднималось отчаяние, но он справился с собой.
Елена меж тем неотрывно смотрела на темный горизонт, но там ничего не было, только усеянное звездами небо над головой и льдины в воде.
— Лена! Эта шлюпка будет готова через несколько минут, и я хочу, чтобы ты села в нее.
— А ты?
— Я тоже сяду, когда будут сажать мужчин...
Переведя дыхание, девушка молча смотрела на него. В глазах отражалось удивление и растерянность.
Он молча, притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Его пальцы коснулись ее разбитой брови.
— Елена, у тебя кровь идет.
— Чертова сумасшедшая гадина! — мрачно произнесла Елена. — И где она сейчас?
— Кажется, выпрыгнула за борт! — бросил Юрий, чувствуя некоторое удовлетворение при мысли о том, что злоба и безумие сообщницы Монпелье привело её к гибели.
Посадка продолжалась
— Прощай, сынок, — человек в пижаме и халате передал в шлюпку ребенка лет трех. — Девочки, будьте умницами, приглядывайте за мамой.
Затрещали шлюпбалки, завизжали шкивы, и еще одна шлюпка оказалась на палубе.
— Сейчас ты сядешь в нее, — сказал Юрий, вновь привлекая Елену к себе.
И... и вдруг испытал облегчение оттого, что принял решение.
— Вот, — он вытащил из-под пальто сверток с бюваром. — Hа тот случай, если... — он запнулся. — Тогда возвращайся в Россию, и там отдашь это надворному советнику Базилевскому, он разберется, что с ними делать. Осип Иванович Базилевский, Охта, Екатерининская улица, дом двенадцать.
— Что это? — пролепетала Елена в глубочайшем недоумении.
— Бумаги барона...
— Hе может быть!!! — забывшись, она вцепилась в лацканы его пальто. — Hо... как?!
— Да какая уже теперь разница? — усмехнулся Юрий, стянул с себя пальто и накинул ей на плечи.
— А это — на дорогу, — из кармана смокинга он достал конверт с гонораром от Исмея.
Елена вдруг порывисто обхватила его шею. В уголках глаз блеснула слеза. Совсем близко он увидел ее ставшее таким дорогим лицо, осунувшееся и напряженное.
— Я люблю тебя... — прошептали ее губы.
— Я тоже тебя люблю, Лена...