"Господи, ну отчего я не верю в тебя?" — промелькнуло у Юрия.
Ему было бы легче умирать с молитвой, надеясь, что после окончания земного пути она отворит ему двери рая... Увы — он знает, что сейчас кончится ВСЕ...
Потом подумал о Елене и еще о Лиз, ставших, так уж вышло, последними женщинами в его жизни. Хорошо, что они останутся живы, и, наверное, будут о нем вспоминать. Может, Леночка даже разбогатеет, благодаря золоту барона, но в любом случае им суждена долгая счастливая жизнь. Жаль, он не сможет уже за них порадоваться.
Саженях в десяти от Ростовцева кто-то из кочегаров перегнулся через поручни и прыгнул в воду. Слышно было, как он с бранью барахтался в ледяной воде.
Собственно, только это остается и ему. Да только шансов, по совести говоря, нет. Стряпчий сглотнул комок в горле.
Смерть от утопления — жуткая смерть. Страшный зеленый огонь разрывает голову, вспомнил он рассказ своего знакомого, чудом вытащенного из Невы. Но даже спасательный жилет в ледяной воде даст лишь отсрочку. Он однажды провалился в полынью на Витиме: тысячи лезвий вонзается в тело, и холод сдавливает грудь, мешая дышать. Полчаса от силы, как говорили бывалые сибиряки, и ты мертв. А стоит ли напрасно длить мучения?
Рука его машинально скользнула в карман... Дирринджера на месте не оказалось, видимо, незаметно выпал в суматохе.
Он качнул головой, судьба отрезала ему и этот выход.
С нижних палуб доносился грохот опрокидываемой мебели — бак корабля все ниже опускался в поджидающее добычу море.
Юрий выглянул через фальшборт... До воды оставалось уже от силы футов двадцать пять или по французской системе — семь с чем-то метров... И внизу почти рядом с бортом болталась шлюпка. Напуганные люди в ней бросили весла, вероятно, ждали приказов кого-то из офицеров... До перекошенного борта лайнера каких-то четыре сажени... Из иллюминатора палубы "А", от которого до атлантической воды всего дюймов восемь можно было бы выбраться, в несколько гребков добраться до шлюпки, и вот спасение! Увы, каюты заперты, да и долго развинчивать барашки иллюминатора.
И вот тут Юрий увидел то, от чего замерло сердце. Почти над самой шлюпкой торчала шлюпбалка со свисавшими с нее тросами. Да, именно по ним слезал тот тип из канадского яхт-клуба.
Если зависнуть и раскачаться...
"В конце концов, что ты теряешь, старина?" — спросил он у самого себя.
Вытащил из кармана перчатки, запрыгнул на фальшборт, ухватив шлюпталь, и спрыгнул вниз.
Размах качающегося маятника, каким стало его тело, разворот, толчок ногами от борта, боль в обжигаемых трением руках. И когда сила инерции понесла его обратно, он разжал руки и полетел вниз, в холодную тьму...
Моля об одном в краткий миг полета: чтобы если промахнется — его вытащили... Или чтобы удариться головой о борт и умереть сразу...
Глава 14.
Он упал боком. Падение отозвалось взрывом дикой боли, но упал он на руку, да и мешок на дне смягчил удар, а заодно и чьи-то объемистые телеса.
Голова пребольно стукнулась о банку, и окружающее потемнело...
— Что ты творишь! — вскрикнули у него над ухом. — Ты чуть меня не убил, грязный мужлан!
— Шлюпку едва не опрокинул! — поддержала молодая девушка в синем пальто поверх халата.
— Отстаньте от него. Я бы на его месте тоже прыгнула, — вступился за него решительный женский голос.
Юрий сел на дно. В первый момент ему показалось, что в шлюпке одни женщины.
Tут были пассажирки всех трех классов. Ветхие шали и поношенные юбки соседствовали с дорогими шляпками и японскими халатами. Одна дама средних лет могла похвастаться элегантным вечерним туалетом, шиншилловой горжеткой, в которую зябко куталась, вся вздрагивая. Многие были босиком и в ночных рубашках. Несколько женщин прижимали к себе детей, сидевших тихо, как мышки. Мужчин было всего трое — два левантинца и молодой испанец, который, ежась от холода, натягивал на уши берет. Было еще двое матросов — один сидел на корме, намертво вцепившись в румпель, другой, постарше, на носу, изображая впередсмотрящего.
— Гребите! — между тем загалдели пассажирки. — Гребите живее, а то еще кто-нибудь прыгнет!
Женщины похватали весла и принялись вразнобой грести. Вихляясь и покачиваясь, шлюпка медленно поползла прочь от корабля.
— Мистер, — к Юрию, перешагивая через скамьи, подобрался матрос — тот, что постарше. — Вам в море ходить не доводилось, больно ловко с канатами обращаетесь?
— Увы... — пробормотал стряпчий.
Его затошнило, наверное, из-за удара по голове. Или это морская болезнь? Hо море спокойно...
— Разве что было дело... Ловил рыбу... на севере... У берега, правда...
Что дело происходило на реке, он уточнять не стал.
— Значит, грести умеете? — обрадовался моряк.
— Я сейчас... в плохой форме, дружище... — извинился Ростовцев, и здоровой рукой вытер кровь, стекавшую с разбитого лба.
— Да, скверно, — нахмурился матрос. — Хоть бы один кто-то понимал толком в морском деле...
— А вы тогда на что? — бросила через плечо одна из женщин, кажется, та, на которую он упал, и неловко взмахнула веслом. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам из под платка.
Судя по выражению лица, она бы с большим удовольствием приложила бы этим веслом и моряка, да и Ростовцева.
— Я же смазчик, машинами занимался, чтоб хорошо колеса вертелись. А Tэдди, — махнул он в сторону скорчившегося на корме юноши, — он вообще ламповщик, следил, чтобы в аварийных фонарях масло и керосин были да фитили моль не сожрала!
— И какого черта ты полез в шлюпку тогда, раз ничего не умеешь?! — не унималась англичанка, судя по характерному акценту, из лондонских "кокни". — Струсил, небось, и смотался?!
— Я то чего? — пожал моряк плечами. — Мистер Лоу сказал принять командование шлюпкой, я и принял. Tак что я теперь ваш капитан, и не надо на меня орать! — рявкнул он. — Обращаться ко мне: "мистер Холл"!
И сам рассмеялся от своей наглости.
Юрий снова вытер заливавшую глаза кровь.
— Разрешите, джентльмен, я вас перевяжу? — предложила сидевшая напротив девчонка лет шестнадцати. — Меня мама учила...
И, не стесняясь, оторвала полосу от подола своей ночной сорочки — хотя и ветхой, но чистой.
Он отошли примерно на полверсты...
"Титаник" еле заметно покачивался на слабой волне. Ровные ряды иллюминаторов лайнера всё еще жутковато светились из-под воды.
Даже на расстоянии "Титаник" казался настоящим великаном, воистину морским титаном, в честь которых получил имя. Почти невозможно было поверить, что с таким кораблем могло случиться несчастье. Далеко над водой разносились веселые мелодии оркестра — музыканты старались вовсю. Должно быть, то был самый необычный концерт, какой можно представить.
С такой дистанции нельзя было толком разобрать, что делается на борту, но Ростовцев мог различить людей на палубах — те все еще были ярко освещены. Люди стояли, одинаково опустив головы. Юрий догадался, что они молились...
На носовой палубе — рядом с почти поглотившим бак морем — собрались вместе человек сто. Посреди их толпы возвышалась фигура в пастырском облачении и шляпе. Видимо, он взобрался на стул или на тумбу, чтобы всем его было видно. Его руки были протянуты к темным небесам, он произносил молитву.
Оркестр внезапно замолк, а потом заиграл снова.
Hо вместо развеселого регтайма полились торжественные пафосные звуки псалма.
— А, черт! — заорали на корме. — Tут кто-то есть!
И через полминуты полдюжины женских рук выволокли из-под скамьи маленького тощего испуганно озиравшегося человечка в синей куртке и мешковатых штанах. Крошечные усики топорщились, раскосые глаза испуганно и вместе с тем зло смотрели на них. От него исходила вонь горелого пережаренного масла и еще чего-то затхло-прелого.