- Следующий.
Шервин беспрекословно повиновался и выдал второй кадр, сделанный парой секунд позже. Но и это было совсем не то, что мне требовалось.
- Следующий.
Бинго! Я прикоснулся к нужной точке на дисплее и сказал:
- Увеличь-ка вот это.
Шервин сфокусировал изображение на служебный ключ горничной. Я извлек из кармана кусок картона и дырокол и принялся за изготовление дубликата. Я покосился на мисс Черчилл, но выражение её лица мне ничего не сказало. То, что происходило за этими глазами, оставалось для меня загадкой.
Я посмотрел на часы. Прошло пять минут. Там наверху начинают разворачиваться события. Дэниел и Томпсон остались наедине. Первый поцелуй. Губы Дэниела имеют вкус синей резинки, которую он постоянно жует. Томпсон пропускает между пальцами кудри Дэниела. Тела, с которых еще не сброшены одежды, трутся одно о другое.
Первый раз я увидел Томпсона лишь две недели тому назад. Наши пути никогда до этого не пересекались. Парень никогда меня не обижал, и у меня не было никаких причин его ненавидеть. Однако я собирался разрушить его жизнь. Потерю мисс Черчилл он, скорее всего, переживет, но его тайна выйдет наружу, и репутация рухнет. Работу он, видимо, потеряет, и вход в церкви Южной баптисткой конвенции для него будет закрыт навсегда. От него отвернутся друзья и родственники. Не исключено, что у него хватит сил начать все сначала. Он получит работу на фирме, где трудятся только геи, и обратится к их субкультуре. Возможно, что мои действия пойдут парню только на пользу. Но права выбора я его, определенно, лишаю.
Восемь минут. Дэниел ослабляет узел его галстука. Томпсон снимает с Дэниела безрукавку, поглаживая мускулистый живот молодого человека. Дэниел обнимает партнера за талию, и его джинсы плотно прижимаются к брюкам цвета хаки.
Мне страшно не хотелось браться за это дело. Когда мисс Черчилл позвонила первый раз, я ответил ей отказом. Затем я отказался вторично, затем еще раз. Но она не сдавалась, повторяя снова и снова:
- Я имею право знать.
В конце концов, мисс Черчилл поведала мне, каким образом Томпсон зарабатывает себе на жизнь и на кого работает. Оказалось, что это был Его Преподобие сенатор Захария Стоунуолл - один из тех мерзавцев, которых так обожал слушать мой папаша. И по сей день обожает, насколько мне известно.
Десять минут. Они лежат в постели, а их одежда кучей валяется на полу, а отдельные предметы висят на спинках стульев. Парни делятся своими маленькими секретами. Предпочитает ли Томпсон целовать сам или любит, чтобы его целовали? Нравится ли Дэниелу, когда ему покусывают ухо? А шею? А пальцы?
Я надеялся, что Томпсон окажется полным мерзавцем, и что сидящая рядом со мной женщина для него всего лишь удобный камуфляж, натянув который, он сможет сохранить свою прекрасную работу и спокойно трахаться с юными красавцами. Мне очень не хотелось, чтобы в деле возникли дополнительные осложнения.
Но этого мне уже никогда не узнать. Я навсегда останусь в полном неведении о том, какие чувства он к ней действительно испытывал. Мне не дано знать, будет ли озаряться его лицо улыбкой, когда он станет думать о ней в трудную для себя минуту. Я не узнаю, существуют ли такие предметы, о которых он мог бы делиться только с ней. А, может быть, он мечтал о детишках? О том, как его крошечная дочка бьет ножкой по мячу? О том, как рассказывает сказку на ночь сыну?
Двенадцать минут. К этому моменту они уже успели услышать свойственные каждому из них звуки. Придыхания, стоны, рычание, издаваемые забывшимися в порыве страсти мужчинами. Эти звуки неповторимы, как отпечатки пальцев. Почему бы ФБР ни заносить их в свои файлы? Ведь всё остальное о нас там уже знают.
- Я имею право знать, - снова и снова повторяла она, и это, дьявол её побери, было действительно так.
Пятнадцать минут. Я поднялся со стула. Мисс Черчилл схватила свою сумочку и двинулась следом за мной к лифту. Я нажал кнопку 47-го этажа. Она, прильнув к стеклянной стенке кабинки, наблюдала за тем, как уплывает вниз вестибюль отеля.
- Вы кого-нибудь любили, мистер Паркер?
Вопрос меня удивил. Мисс Черчилл все еще смотрела вниз сквозь стекло кабины. Деревья в вестибюле становились все меньше и меньше.
- Да, - ответил я.
- Дэниела?
- Избави Бог! - рассмеялся я. - Откуда у вас такая дикая идея?
- Я видела, как он ведет себя, находясь рядом с вами.
Не исключено, что мозги у мисс Черчилл гораздо лучше, чем я считал раньше.
- Однажды я вытащил его из драки в баре, и с тех пор он ходит за мной попятам.
- Вы с ним спите?
Ах, вот в чем дело! Она чувствовала себя оскорбленной и теперь изыскивала способы забраться в мое нутро.
- Нет. Дэниел слишком...весел. Весел все время. Спать с ним - то же самое, что заниматься сексом с кокер-спаниэлем.
Некоторое время она молча продумывала мой ответ.
- Вы за него не тревожитесь?
- Дэниел - парнишка сообразительный. На работу он всегда берет с собой тейзер.
- Я вовсе не это имела в виду.
Мимо нас вниз проплыла кабина другого лифта В ней находились мужчина и женщина. Наша стеклянная клетка неторопливо ползла вверх.
- Значит, вы не...?
- Нет, - повторил я.
Она в первый раз за все то время, когда мы находились в кабине, подняла на меня глаза.
- Почему же?
Вначале я хотел избрать самый легкий путь к избавлению и заявить, что Дэниел для меня слишком юн. Но, сказав это, я бы солгал. Истина была гораздо сложнее, и я не знал, как сделать так, чтобы она это поняла. Да что говорить о ней?! Сам Дэниел не мог понять моего к нему отношения. Может быть, это потому, что Дэниел, слишком... слишком наивен? Нет, не так. Парень переспал с большим числом мужиков, чем сама Мата Хари1. Несмотря на это, он каким-то образом ухитрился ни разу не влюбиться по-настоящему.
А я не хотел быть первым. У меня не было желания стать тем, кто разрушит его юношеские грезы. Я вовсе не тот человек, который отвечает нелепым представлениям двадцатидвухлетнего юнца о любви.
В свойственном ему театральном стиле он как-то признался мне, что несмотря на то, что его тело познало в этом мире всё, душа по-прежнему сохранила девственность. Нет, девственников мне не надо. Мне нужен человек, который уже успел отыграть роль в этом шоу. Мне нужен тот, кто был настолько оскорблен и унижен, что его иллюзии разлетелись вдребезги. Этот человек будет крайне осторожен, поскольку знает, что полюбить легко, а удержать любовь крайне трудно. Ему будет известно, что страсть умирает, и все отношения обречены на гибель еще до того, как они начались. Одним словом, это будет человек, которого я смогу любить как равного себе, а не как ученика.
Кто-то иной, ну как...мисс Черчилл, например. Не исключено, что именно поэтому я и согласился взять это дело.
Лифт остановился на сорок седьмом этаже. Мы вышли из кабины и зашагали по коридору к номеру 4717, где остановился Томпсон. Я вытащил из кармана свернутый в спираль оптико-волоконный шнур, развернул его и сунул под дверь номера.
- Что это? - поинтересовалась мисс Черчилл?
- Видеокамера на оптико-волоконном кабеле, - пояснил я и, вставив штекер на свободном конце шнура в гнездо на дисплее, прошептал: - Шервин, запись.
- Я же вам сказала... - вдруг заявила она, хватая меня за руку. Только собственными глазами. Я хочу видеть все, что там происходит.
Я посмотрел в её глаза и вознамерился что-то сказать. Но какие бы слова я ни произнес, они все едино прозвучали бы глупо. Поэтому, ограничившись пожатием плеч, я бросил взгляд на дисплей в ладони. Мне не хотелось врываться в номер вслепую. Клиентка, вне всякого сомнения, желала полностью насладиться занимательным зрелищем. Затем я положил дисплей на пол, извлек из кармана дубликат карточки-ключа, и сунул её в щель замка. Лампа-индикатор на двери сменила цвет с красного на зеленый.
Дверь открылась бесшумно. Ну скажем, относительно бесшумно. Шум, производимый Томпсоном и Дэниелом полностью заглушал наши шаги. Еще с порога я узрел пару ног, свисающих с края кровати. Когда я вошел в комнату, мне открылась вся картина. Дэниел лежал на спине, с выражением экстаза на физиономии. Томпсон был обращен к нам спиной, его лицо зарылось где-то в шею молодого человека, а бедра и ягодицы ритмично двигались. Я глазел на них, не забывая при этом напоминать себе, что чувство ревности мне чуждо. Изумительно красивые мышцы Дэниела то напрягались, то расслаблялись, отвечая ритму мощных движений Томпсона. Выражение лица Дэниела непрерывно менялось. Он то кусал свои губы, то открывал рот, то картинно изгибал шею. Интересно, разыгрывает ли он это шоу, или ему действительно так нравится его работа? Боюсь, что я слишком засмотрелся на Дэниела...