Блокнот! Где блокнот? Куда он его положил? Надо срочно законспектировать хотя бы в двух словах это сенсационное открытие. Ах, вот… Оказывается, он уже давно держит брошюрку в руках. Склеротик.
Лихим почерком профессор торопливо набросал несколько строчек. Небывалое волнение переполняло его, не в силах продолжать, он отбросил перо в сторону, ослабил узел галстука. Неожиданно ему захотелось ощутить дуновение пусть затхлого, но все же свежего подземного воздуха. Химик подошел к окну, раздвинул шторы и открыл оконную задвижку – в комнату ворвался шум теплого дождя.
С наслаждением втянув ноздрями запах пропитанного влагой асфальта, Менделеев оперся обеими руками на подоконник, стоя в ореоле яркого света. Мертвая ночь вокруг – хоть глаз выколи, хотя, по его представлениям, часа через полтора зажгут огни. Правда, с наступлением рассвета птицы в городе не пели – солнца-то все равно не существовало.
…Киллер, пристально рассматривавший лицо с окладистой бородой в оптический прицел, понял, что дальше тянуть незачем, – профессор сейчас уйдет обратно в глубь комнаты. Все в порядке – с такого короткого расстояния промахнуться физически невозможно. Не до утра же ему здесь на ветке сидеть, ноги давно затекли.
Он коротко выдохнул и плавно, как в замедленной съемке, нажал на пружинящий курок винтовки. Раздался резкий хлопок, который прозвучал в ушах раскатом грома. Профессор Дмитрий Иванович Менделеев, впрочем, его не услышал. А в следующий момент он не слышал уже вообще ничего.
Глава 32
Записка
(5 часов 14 минут)
В одних трусах валяясь на измятой продавленной постели, Калашников лечил головную боль надоевшим эрзац-кофе и размышлял, что скоро привыкнет не спать ночами, – если подсчитать часы его сна за последние трое суток, получается негусто. Прихлопнув пару комаров, Алексей встал и стряхнул раздавленные тельца в окно – эти твари умудрялись оживать всего за десять минут, после чего опять принимались за дело.
Кровать снова застонала пружинами под весом его торса, и стоявшая с краю чашка с кофе подло опрокинулась на простыню, чуть не обдав его горячей черной жидкостью с ужасным запахом. Калашников собрался расстроиться, но передумал – закрыв пятно одеялом, он лег сверху. Сущая ерунда по сравнению с тем, что творится в его голове. Побриться бы, что ли, – щетина шею колет. Хотя побреешься тут, когда бритва – ржавая «Нева», других в городе нет.
Трудно искать преступника в городе, где население каждый день пополняется сотнями тысяч новых граждан. Надо будет подробно расспросить Ван Ли, какие методы применяла полиция в Китае: чтобы прошерстить столько народу, нужно вкалывать двадцать четыре часа в сутки. Впрочем, в России-матушке полицейским тоже легко не работалось – зарежет кого-нибудь грабитель в Иркутске, а потом ищи его – то ли он в Варшаве со шмарой в обнимку, то ли в Самарканд кутить укатил. Немудрено, что Шеф предпочитает не брать на работу в Учреждение жителей малонаселенных стран, особенно европейских. Посади в их контору гражданина Люксембурга, так он через неделю запсихует и в окно выбросится.
Приподнявшись на локте, Алексей вновь поднял на уровень глаз изрядно порванный кусок плотной оберточной бумаги. Буквы расплывались, подрагивая, – кофе уже не действует, надо пойти умыться, что ли. Прищурившись, в сотый раз он уставился на почерк с завитушками – все диктаторы обожают пошлые завитушки.
«Ты ошибаешься. Ищи тринадцатого. Говори с ним о Книге. То, что ты хочешь найти здесь, находится там».
…Тринадцатый. Раньше он много раз задумывался, почему никогда не видит в городе этого человека, имя которого ему было знакомо чуть ли не с рождения. Только год назад Алексею удалось узнать правду относительно места его постоянного пребывания. Эта новость существенно удивила Калашникова: ведь после смерти тринадцатого ни одна живая душа не сомневалась, что он отправился прямиком в Ад. Где ж такой сволочи еще быть, как не тут?
Но оказалось, этот тип сыграл чересчур большую роль в формировании человеческой истории, чтобы мирно существовать вместе с остальными грешниками. Калашникову рассказывали, что Главный Суд, прозаседав целых пять лет и подробно изучив многочисленные предложения Учреждения – видимо, в то время там тоже существовали проблемы с креативом, – так и не выбрал для тринадцатого подходящего наказания. Решили так – заключить под домашний арест до Страшного Суда, когда так или иначе придется раздавать всем сестрам по серьгам.