Джонатан, взволнованный и ошарашенный, глядел на нее. В лунном свете глаза его казались золотистыми, хотя на самом деле были, наверное, зелеными. Позже, когда станет светлее, она проверит это предположение.
– Как жаль, – сказал он мягко. – Детектива, я имел в виду. Мне так жаль, что он умер.
– Спасибо, – прошептала Эмма. – Это все так непросто, понимаешь? И не только из-за него, ведь у меня самой тоже все пропало, вообще все. Мои друзья и наша компания…
Она не договорила и перевела взгляд на блокнот на коленях. Хотелось бы ей знать, с какой стати она вдруг принялась рассказывать обо всем этом незнакомому парню. На лице Джонатана показалась печальная улыбка.
– Скучаешь по своим лондонским друзьям?
– Что толку сокрушаться, – ответила Эмма, стараясь отогнать от себя тягостную ностальгию и хоть немного прийти в себя. – Каждого из нас все равно ждала своя дорога.
Даже если бы детектив и был жив, они уже становились слишком взрослыми, чтобы продолжать на него работать и целыми днями бегать по улицам и паркам в окрестностях Бейкер-стрит. Выведывать секреты жителей Лондона, когда тебе пятнадцать, намного труднее, чем когда тебе всего одиннадцать. Взять, например, Фредди: брат устроил его работать на консервную фабрику ровно за неделю до отъезда Эммы в Китай; да и Зои предложили работу – присматривать летом за чужими детьми на даче. Если бы Шерлок не погиб у этого водопада, поток времени все равно, раньше или позже, растащил бы их в разные стороны.
Погрузившись в свои думы, Эмма не сразу вспомнила, где находится, что сидит под окном: снаружи совиное гнездо, а рядом с ней – мальчик.
– А у меня друзей совсем мало, – проговорил Джонатан спустя несколько минут тишины. – Только Шаожань… и Хуберт, наверное. Но Хуберту уже двадцать семь, и он почти все время так занят, что я стараюсь его не беспокоить.
Эмма ласково улыбнулась, а Джонатан больше ничего не сказал. Она тоже долго молчала и, в общем-то, не привыкла поддерживать неспешную беседу – с такими долгими паузами, наполненными молчанием, и словами, произносимыми шепотом в кромешной темноте. И все же ей не было неловко с ним в этом странном месте. За окном белая сова вновь покинула гнездо и, развернув крылья, бесшумно скрылась в темном небе Шанхая.
VIII
Не прошло и суток с того момента, как Элис оказалась в Шанхае, но она уже в полной мере ощутила, что в этом «доме» она не нужна.
Элис рано поднялась, собиралась приготовить завтрак, однако стол на кухне уже ломился от еды. Все указывало на то, что на гостиничной кухне обо этом уже позаботились и что в чьи-то обязанности входит каждый день поднимать завтрак на верхний этаж.
В желудке у Элис даже заурчало при виде этих яств. Здесь было все, о чем только можно было мечтать: эклектика блюд из местной и английской кухонь. Жаренная на гриле рыба, пиалы с рисом, пророщенная соя и суп; рядом с черешневыми кексами – бекон, омлет и толстые куски хлеба со сливочным маслом. Элис протянула руку к блюду с печеньем, но в самый последний момент отдернула. Позволено ли ей съесть хоть кусочек до того, как позавтракает Джонатан Поул? Не следует ли собрать поднос и отнести ему завтрак в комнату? В отличие от Маргарет, работать в чужом доме она не привыкла. И не имела ни малейшего понятия относительно того, как принято в таких случаях поступать. И сразу стала гадать, не проснулась ли уже старшая сестра, а если да, то когда же она здесь появится. В эту минуту ее совет пришелся бы весьма кстати.
В это мгновение в кухню кто-то вошел. Но не Маргарет. Вошедший остановился в дверях, с крайним недоверием оглядывая пространство, будто присутствие Элис превращало кухню в место крайне опасное.
– Мистер Чех, – поприветствовала она его, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Доброе утро. Не желаете ли чашку чаю?
Хуберт Чех тем утром являл миру все тот же безукоризненный внешний вид, как и прошлым вечером: на высокой стройной фигуре костюм с жилетом сидел как влитой. Когда сестры остались одни, Эмма шепнула Элис, что администратор отеля напоминает ей вампира, однако Элис очень сомневалась, что вампиры ведут себя настолько угрюмо и изо всех сил избегают людских взглядов.
– Хуберт, – произнес молодой человек, да так тихо, что Элис пришлось навострить уши, чтобы услышать его, а он тем временем все же вошел в кухню и положил на стол зажатую под мышкой газету. – Вы можете звать меня Хуберт, если сочтете для себя возможным, – пояснил он. – Маргарет обращается ко мне именно так. Мы с ней уже давно отбросили формальности.