На самом деле Эмма и Элис кровными сестрами не были. Отец Элис и мать Эммы поженились, когда Эмма еще находилась в чреве матери, а Элис была шестилетней девчушкой. Эмма никогда не знала другого отца, кроме мужа своей матери, и никаких братьев или сестер, за исключением Элис, у нее не было. Однако у мистера Дойла была еще одна дочь: Маргарет, намного старше Элис. Когда мистер Дойл женился второй раз, Маргарет исполнилось семнадцать, и она работала горничной в семействе Йоркширов. Она никогда к ним не приходила и не желала лично знакомиться с новой супругой отца, но пунктуально поддерживала переписку с отцом и младшей сестрой. Вскоре Маргарет стала подписывать письма девичьей фамилией покойной матери, тем самым еще больше увеличив дистанцию между собой и семейством Дойлов. Эмма до сих пор помнит смирение во взгляде отца, появлявшееся в нем всякий раз, когда он видел эту фамилию на конвертах, все время приходивших из какой-нибудь новой страны: то это была Индия, то Перу, то Соединенные Штаты Америки. Господа, на которых работала Маргарет, вели бизнес по всему миру, так что конверты получали особую привлекательность в глазах Эммы, которая воображала себе мисс Тернер первооткрывательницей из какого-нибудь приключенческого романа. Но теперь, когда Маргарет Тернер перевалило за тридцать и она осела в Шанхайском международном поселении, где служила другому британскому семейству, она предложила обеим сестрам работу и новый дом на другом конце света.
Эмма обвела долгим взглядом Элис в попытке понять, что та чувствует и что обо всем этом думает. Тем вечером они отдыхали на палубе, в той ее части, что предназначалась для пассажиров второго и третьего классов. Элис прислонилась к стене: на ней было мужское пальто, принадлежавшее когда-то отцу, на голове – шерстяной беретик, натянутый на самые уши, чтобы было теплее. Она читала оставленную кем-то на лежаке газету.
– Есть что-нибудь интересное? – спросила Эмма, чтобы привлечь к себе внимание сестры. На самом-то деле ее ничуть не интересовали газетные новости. Свежими быть они никак не могли, поскольку судно уже почти две недели бороздило моря и океаны.
– Пишут о гибели Шерлока Холмса. О том, что он преследовал какого-то преступника, но почти без подробностей. Имя преступника не называют.
– Мориарти, – с явным презрением обронила в ответ Эмма. – Джеймс Мориарти. Глава влиятельной преступной группировки.
Элис оторвала взгляд от газеты.
– А ты откуда знаешь?
Эмма пожала плечами.
– Да просто Холмс уже какое-то время его выслеживал. Мы все об этом знали.
Уточнять, кто такие «все», Эмме не было необходимости: Элис была неплохо осведомлена о похождениях сестры и сразу поняла, что речь идет о ней самой и ее приятелях.
– В газете пишут, что он тоже погиб, – продолжила Элис. – И это вам было известно?
Эмма кивнула. Миссис Хадсон, хозяйка квартиры Шерлока, сообщила Фредди новости в то же утро, когда все произошло. По словам Фредди, несчастная женщина весь день пребывала в совершенном отчаянии. Эмма почувствовала укол ностальгии и перевела взгляд на блокнот и карандаш у себя на коленях. Она сидела на лежаке и уже довольно долго предпринимала попытки что-то записать, хотя у нее мало что выходило.
В глубине души она знала, что ее рассеянность не только из-за морской болезни.
Ее лондонский мир, оставленный позади, разваливался. Какая-то часть ее самой радовалась представившейся возможности бежать, понимая, что она уже будет совсем далеко, когда все исчезнет, словно ничего и не было. Эмма стала первой, но все из их «Сыщиков с Бейкер-стрит» когда-нибудь обязательно покинут те улицы, на которых они росли, и разойдутся разными путями-дорогами. Теперь с этим местом их уже ничего не связывало, и настоящим облегчением для Эммы стало осознание, что не она последней наблюдает за уходом всех остальных.
Наверное, по лицу ее было заметно, что похвастаться хорошим настроением она не может, поэтому Элис сложила газету, бросила ее на пустой лежак, а потом села рядом с сестрой и обняла ее за плечи.