Проходя мимо почтовых ящиков, углядел в своем что-то беленькое. Ага, письмо… Так, от кого же это? А-а-а! Володька Зенкин. Ну да, из Питера… Он же там учится! Разглядывая конверт, мне вдруг стало тревожно и неспокойно. Пока поднимался на свой этаж, от хорошего настроения не осталось и следа. Открыв дверь, прошел в комнату, нетерпеливо вскрыл конверт, и в глазах запрыгали строки:
«Привет старик!.. Питер… военно-медицинская академия… заканчиваю учебу… встретил Ангелику…»
Ангелику!!! Володька ее случайно встретил там, в Питере! Встретил мою Ангелику…
Я бессильно, как подкошенный, рухнул на стул. Сердце бешено замолотило где-то в горле…
Прошлое, ставшее уже таким далеким и забытым, опять властно ворвалось в мое сознание, в мои мысли. Как будто открылись шлюзы, и воспоминания хлынули сплошным, неуправляемым потоком: комната, вино на столе, ее горячие, сухие губы, запах волос, слезы, зал ожидания и тяжкий путь к самолету… В ушах вновь зазвучали ее слова – те, которые преследовали меня все эти годы:
– Саша, а как я потом буду жить, что потом будет со мной?
Долго, долго я неподвижно сидел и вспоминал, вспоминал… Ведь все эти годы я о ней ничего не знал. Ничего! Так мы с Ликой решили еще тогда, в Столице, – не писать и не искать! И вот весточка о Ней – случайная и очень неожиданная! Я молча глядел на листки бумаги, белевшие на столе. Они снова и снова притягивали взор, но я не двигался, не мог их взять в руки и читать дальше. Я боялся встречи с прошлым и одновременно хотел такой встречи… Неистовая буря бушевала в душе. Я продолжал сидеть и почему-то бормотал невесть откуда всплывшие строки:
Наконец волнение немого улеглось, и я взялся за письмо. Володька писал, что он был на месячном цикле усовершенствования в Военно-медицинской академии. За два дня до отъезда случайно встретил Ангелику. О ней он мне ничего не написал. Просто сообщил, что Лика для меня оставила письмо. Если мне оно нужно – он его вышлет. Если нет – сожжет, не вскрывая. Так его просила сделать Ангелика.
Боже мой! Мысли мои путались, прыгали с одного на другое: Ангелика, дочь, снова Ангелика… Как все во мне всколыхнули эти воспоминания. В голове то вспыхивала, то пропадала сумасшедшая, жгучая мысль вновь увидеть Ее, еще раз прикоснуться к Ней… Это было нестерпимо!
Весь вечер я бесцельно проболтался по квартире. Все падало из рук, и ничего у меня не получалось. Не получалось даже трезво думать и рассуждать. Слишком сильным было то, что нам пришлось пережить тогда в Столице, и слишком неожиданно это прошлое настигло меня, ворвалось в мою память. Даже мысли о дочери не смогли заставить меня взяться и за уборку, и за приготовление для Стаси чего-нибудь вкусненького. В конце концов, я плюнул на все и лег спать. Сон, однако, не шел: мысли бежали неуправляемой лавиной – настоящая fugo idearum. Долго ворочался в постели, не раз свертывая в жгут простынь. Затем поднялся, раскупорил заделанный на зиму балкон и вышел под ясное, звездное небо. Там я стоял и стоял, пока совсем не замерз, и тихонько, почти шепотом, читал стихи – те, которые когда-то читал Ей…
Утро было ясным. Все комната переполнялась солнцем. Я бодренько вскочил, понимая, что проспал и раскачиваться уже некогда. Гантели и холодный душ оперативно привели в тонус и тело, и душу. Наскоро позавтракав, принялся за дела. Успел налепить столь любимых Стаськой пельменей – они у нас были обязательным номером. Я уже заканчивал уборку, когда позвонила Анна и сказала, что она Анастасию повела на автобус, и просила дочь встретить. Все! После этого исчезли все посторонние мысли. Кое-как растолкал по углам все лишнее и бегом кинулся по лестницам и лужам, боясь опоздать к приезду дочери.
К автобусу я, конечно, успел и встал дожидаться ее там, где и всегда, на лестнице, ведущей к Универмагу. Стася очень любит, когда, встречая ее, я стою в отдалении. Ну, а меня всегда немного забавляло то, как она, выйдя из дверки автобуса, делает вид, будто меня вовсе и не замечает, а идет в мою сторону совершенно случайно. При этом – я издалека хорошо все вижу! – она украдкой стреляет в мою сторону смеющимися глазками, демонстрируя всем своим видом, какая она взрослая и независимая. Это наша всегдашняя, не видимая другими игра, и мы незыблемо соблюдаем ее правила. Не доходя метра три, дочь, как правило, не выдерживает и с визгом кидается мне на шею. Так было и в этот раз…