Значит, барышня этих рун не видит, если ей этот монокль понадобился. Тут ожил серебряный колокольчик, стоящий на подставке подле самописца, барышня бросила свой монокль на стол, схватила планшетик с болтающимся на нем стилом и юркнула в кабинет. Письмо там сейчас про меня составлять будут. Рыжий ирод диктовать, а она за ним записывать.
Я, воровато озираясь, схватила монокль, взамен оставив свои документы, чтоб никто меня в воровстве не заподозрил, и быстро побежала по лестнице на первый этаж.
Дежурный у входа меня ни о чем не спросил, я выскочила на улицу, подошла к вывеске и, выдохнув, — или пан, или пропал! — посмотрела на нее сквозь чардейское стеклышко.
Перфектно! Смысла значков я не понимала вовсе, но сейчас мне это было без надобности. Я просто смотрела, запоминая каждый крестик, каждую загогулину. А память у меня хорошая. Зажмурилась, представляя все эти закорючки, потом еще раз посмотрела, проверяя, правильно ли запомнила, и быстро побежала обратно к кабинету Крестовского. Секретаря в приемной не было, видимо, письмо они в кабинете сочиняли объемное да обстоятельное, поэтому я просто толкнула дверь и вошла. Мамаев сидел в том же кресле, где я его оставила, и скучал. Барышня-секретарь почтительно стояла поодаль, держа перед собой планшетик, а рыжий ирод вещал. Он запнулся, конечно, на середине фразы, когда я влетела в кабинет и споро, чтоб ничего не забыть, почти легла животом на его письменный стол, выдернула из-под пресс-папье листок чистой бумаги и, схватив лежащее тут же перо, принялась рисовать. Одна, две, три, восемьдесят семь закорючек, я разогнулась, помахала листком в воздухе, чтоб чернила просохли, и положила свое творение пред сапфирные очи начальства.
— Вот что у вас на вывеске необычного было!
Дышалось с трудом — и от волнения, и от физических усилий, потому, поискав взглядом, я придвинула к себе графин с хрустальным плоским бокалом, налила из первого во второй воды и одним глотком отправила ее в себя.
— Я разглядела руны с помощью вот этого чардейского приспособления, — стеклышко легло на затянутую сукном столешницу.
— И что весь этот балаган должен мне доказать? — после паузы спросил Крестовский.
Я выдохнула. Спокойно, Геля.
— Вы знаете, что только около двадцати процентов населения Берендийской империи облают магическим даром?
— Предположим.
Кажется, лев на меня не злился, ему действительно было любопытно, к чему я веду.
— И знаете, что довольно большой период нашей истории эти двадцать процентов боролись за то, чтоб немагическое большинство их не дискриминировало, чтоб прекратилась охота на ведьм, преследование чародеев?
— Это вас на малой родине учили начинать беседу риторическими вопросами? — риторически вопросил Крестовский.
— Сейчас вы дискриминируете меня. — Я кротко вздохнула. — Только что я вам доказала, что человек, не обладающий магическими талантами, может достичь успеха, используя только природную смекалку. Я была лучшей на курсе, и у меня есть данные через какое-то время стать высококлассным сыскарем. Не лишайте меня этой возможности! Дайте мне один шанс, и я докажу вам, что обладаю и необходимыми талантами, и умением, и упорством.
Я смолкла. Больше слов у меня не было. Крестовский молчал. Мамаев страшно двигал лицом, видимо, желая что-то сказать, но опасаясь, что это что-то окажется не тем. Лев опять закусил губу, посмотрел на своего секретаря, сдвинул брови.
— Ольга Петровна, будьте любезны проводить барышню Попович в приемную. И захватите с собою графин, нашей… гм… коллеге надобно еще остудиться. Я вызову вас.
Секретарь — Ольга Петровна, надо запомнить! — потеснила меня к двери. Мамаев улыбался. Возможно, этот раунд все-таки останется за мной?
Мы вышли, я села за уже ставший родным захламленный стол и придвинула к себе графин.
— Меня зовут Ляля, — Ольга Петровна присела в книксене.
— Геля. — Я отпила из горлышка и приложила графин к виску.
Моя эскапада далась мне непросто.
— А ты смелая, — протянула Ляля слегка, как мне показалось, осуждающе. — Я бы так не смогла.
— Я бы тоже не смогла, жизнь заставила…
— Между прочим, я, когда в присутствие на службу устраивалась, могла только три магических знака на вывеске рассмотреть. Мне бы даже и в голову не пришло моноклем воспользоваться. Это же просто гениально!
Теперь осталось, чтоб моей гениальности хватило для того, чтобы меня сюда на службу определили. В голове шумело. Ну что он там нарешает, ирод рыжий? Ну сколько можно думать? Когда нас к нему на ковер позовут?