— Достали-таки, нелюди! — Мамаев, за мгновение до этого вальяжный и благостный, тоже орал. — Ванька! Бери револьвер! Он сейчас стекло крушить будет!
Будто в ответ на его слова в стену бумкнуло, дверь заходила ходуном.
— Ну еще минуточек семь щит продержится, а потом мы на свет выедем… А уж там…
Состав, дернувшись, остановился.
— Они отцепили вагон!
— Что вообще происходит? — пискнула я из-под стола.
— А то, что некоторым шибко разумным чардеям не следовало на гнумский поезд билеты брать, — пробасил Зорин. — Держите, барышня, револьвер. Будете отстреливаться, как настоящая эмансипе.
Я револьвер взяла и даже попыталась отобрать у Зорина второй. Да чего там, дали бы мне волю, я бы абордажную пушку к себе под стол затащила. Но пушки не было. Я быстро проверила каморы, оружие было заряжено, крутанула барабан и взвела курок.
Мамаев стоял перед дверью, раскинув в стороны руки. Он держал магический щит, и, судя по дрожащей спине, стоило ему это немалых усилий.
— Кто это? — спросила я сюртучный зоринский бок, потому что другими частями господин чардей был повернут ко входу.
— Неклюд, — ответил увалень. — Мы с Эльдаркой от их неклюдского барона в столицу возвращаемся, с подарочком, а этот, видно, отдавать не хочет. Эльдар, ты как?
Мамаев ответил. Слово сие я повторить не смогу даже под присягой.
— Погоди! — Я от нервов легко перешла на «ты». — А другие люди в вагоне? Они тоже в опасности?
Я осторожно выглянула из-под скатерти. Мне было видно затылки пассажиров в соседнем купе, опущенную голову какой-то дамы. Они спят, что ли?
— Ванька, тебе надо из туннеля выбираться, — хрипло выдавил Мамаев. — Подарочек сбереги.
Подарочек? А нет, чтоб жизнью и здоровьем ни в чем не повинной барышни озаботиться! Хотя нет, все правильно. Я же суфражистка, я за равноправие.
Зорин поднялся с пола, сдвинул вниз оконную раму и неожиданно изящно сиганул в темноту. Я тоже поднялась. Потому что от зоринского изящества стол подломился и придавил меня к полу столешницей. За стеклом бесновался неклюд. Я их, конечно, и раньше видала, останавливался у нас под Орюпинском табор кочевой. Но чтоб так, чтоб во время трансформации… Этот неклюд в зверином своем обличье был медведем, длиннолапым таким потапычем, очень похожим на того, что красуется на гербе нашей Берендийской империи. Только в отличие от гербового глаза этого горели красным чародейским огнем, а из оскаленной пасти текла слюна. Хорошо, что неклюды только в темноте превращаться могут, и хорошо, что я доселе этого не видела.
— Его убить нужно? — спросила я спину тяжело дышащего Мамаева.
— Чего?
— Неклюда. Ты для чего дверь держишь?
— Нельзя убивать… Обезвредить… Он баронов старший сын… Нам убийства не простят… А здесь нормально прицелиться не получится… Ч-черт!
В этот момент щит лопнул, вместе с ним осыпалось крошевом стекло. Я заорала:
— Ложись! — И как в стрелковом тире положила две пули в колени, а еще одну в запястье правой руки, ну или лапы. Перфектно!
Зверь рухнул на Мамаева, и после нескольких мгновений звенящей тишины со всех сторон стали раздаваться возбужденные голоса. Пассажиры пришли в себя и интересовались, что за чертовщина здесь происходит.
— А здорова ты стрелять, барышня Попович, — восхищенно простонал чардей, выбираясь из-под туши. — По какому ведомству служить собираешься?
— По сыскному.
Я смотрела на неклюда, который подергивался в обратной трансформации — съеживалась шкура, шерсть как будто врастала обратно под кожу. Хрустнули плечевые суставы, какой-то слизкий кусок плоти шлепнулся на ковер. Меня замутило.
Я только что впервые выстрелила в живое существо. В голове зашумело, я прижала к груди револьвер — предохранителей на них не предусмотрено и от удара об пол он вполне может выстрелить — и лишилась чувств.
Алые простыни шуршат под весом тела. Звякают трубочки ксилофона. Пау… Пау… Пау-пау-паучок, паучок-крестовичок, мою мамку под порог уволок, мого тятьку уволок… Паучок-крестовичок… восемь ног…
Зубы стукнулись о металлическое горлышко фляжки, я всхлипнула, пропуская в горло раскаленный шарик алкоголя. Коньяк? Первый раз его пью. Я сделала еще один глоток, отдышалась и подобрала с подола бублик (надеюсь, он перед этим на полу не побывал). Закуска так себе… Я сидела в кресле, распластавшись по его спинке и безвольно опустив руки на подлокотники. Это меня Мамаев сюда дотащил? Револьвер лежал на полу, под противоположным креслом.
— Ты как? В сознании? — Чардей все еще придерживал флягу перед моим лицом. — Ну-ну, держись. Я тоже, как первый раз трансформацию увидел, чуть в обморок не брякнулся.