– Сколько?
– Ровно через месяц после похорон я вас найду. Мне пока не звоните. Я этот месяц очень занята. – Сообщила Дина и положила трубку. Марина Васильевна снова повязала косынку, подняла с полу корзину и направилась в сад. Покойный академик сказал правду, яблоки давно созрели и своей тяжестью грозили разодрать деревья, а сливы начали осыпаться. Вдова подняла пару темных слив и положила по одной в рот. Плоды оказались сочными и очень сладкими. Через пол часа, наполнив дарами природы всю имевшуюся тару, Марина Васильевна заперла дом, и побрела к станции. Ноша весила тяжело и быстро женщина идти не могла. Она делала короткие проходы, отдыхала и шла дальше. Занести корзину в электричку ей помог старичок с бородкой клинышком. Он же проявил галантность и при спуске в метро. Собранный урожай Марина Васильевна довезла до дома в полной сохранности, если не считать, что часть особенно спелых слив пустила сок в пакете. Но хозяйственная женщина не расстроилась и отложила мятые плоды на компот.
В пятницу Кирилл Андреевич проснулся, на рассвете. Вчера днем на даче происходила гулянка и он немного перебрал. Когда заснул, не помнил. С кем заснул тоже. Приоткрыв одеяло, он не без интереса оглядел длинноногую белокурую деву, что спала отвернувшись к стенке. В соседней деревне Масловке, вовсю горланили петухи. Вдалеке прогромыхала первая электричка. От станции «Правда» до дачного кооператива «Дорожник» было не меньше двенадцати километров, но перестук вагонных колес долетал по-осеннему гулко. Кирилл встал, взял ведро, раздетым вышел на улицу, зачерпнул в кадке дождевой воды, облил себя с головой, крякнул и вернулся в домик. Там растер голову полотенцем и, распевая гимн Советского Союза «Нас вырастил Сталин на благо народа, на путь и на подвиги нас вдохновил», плюхнулся в кровать, и обнял девицу. Та от соприкосновение с его мокрым и холодным телом истерически завопила.
– Чего орешь, дура? – Беззлобно спросил Кирилл, продолжая обнимать девушку. Девица замолчала и глядела на него ошалелыми со сна глазами. Потом, было, открыла рот, но Кирилл предпочел не слушать, что она скажет, а долгим поцелуем приступил к утреннему любовному ритуалу.
– Завтракать встанешь? – Спросил он, отваливаясь на подушку.
– Можно я еще посплю? – Тихо попросила дева.
– Можно. Как тебя зовут.
– Аленушкой. – Ответила она и отвернулась к стенке.
– Выходит, я серенький козлик. – Уже сам себе сообщил Кирилл, встал и поставил на плиту чайник. Двух конфорочная плитка, питалась газом из привезенного болона, и чай кипятила быстро. Маленький неказистый домик состоящий из кухоньки-терраски и спаленки ничем не напоминал солидную академическую дачу в Барвихе. Семейную дачу отец Кирилла оставил старшему брату Валерию. Хотя официального завещания Андрей Афанасьевич и не сделал, но еще при жизни перевел дом на старшего сына. Само собой было ясно, что и дача и квартира переходят к старшему, потому что он известный ученый, продолжатель дела отца, а Кирилл простой шофер.
Чайник кипел и булькал. Кирилл Андреевич выключил газ, облачился в яркий спортивный костюм, вышел из домика, легко спустился по узкой лестнице в подземное хранилище, извлек кринку деревенского молока и сметану с творогом, что закупал в Масловке и выставил все это на столик, возле чайника. Холодильников на даче он не признавал, а вырыл глубокий погреб и продукты хранил в нем. Завтракал Кирилл обстоятельно, плотно и не торопясь. Заболев в молодости язвой желудка, шоферскую привычку заглатывать пищу на ходу он поборол. Теперь, ему исполнилось шестьдесят три. Но он выглядел на сорок, продолжал водить фуру. Мог выпить немеренно водки, хотя делал это редко и, когда кто-нибудь из сверстников говорил о болезнях, гоготал, как жеребец.
Говорят, что природа отдыхает на детях гениев. В семье Понтелеевых она отдохнула на младшеньком. Кирилл Андреевич родился на шестнадцать лет позже своего ученого брата. Обычно младшим достается куда больше ласки и внимания, но в семье академика все оказалось наоборот. Андрей Афанасьевич Понтелеев сразу невзлюбил новорожденного. Причина для этого была. При родах скончалась супруга, и Андрей Афанасьевич винил в ее смерти огромного младенца. Новорожденный Кирилл весил около пяти килограммов. Рассудком отец понимал, что малыш никак не виноват в трагедии, но сердцу приказать не мог. Когда Кирилл пошел в школу, его старший брат уже заканчивал аспирантуру. Старший говорил с отцом за обедом непонятными, только им двоим ведомыми терминами, что вызывало у Кирилла приступы буйного веселья. Ему, спортсмену и силачу, научная деятельность отца и брата казалась бессмысленным и жалким делом. Он и того и другого в душе жалел, и относился к ним с ироническим сочувствием. После десятилетки, Кирилл закончил шоферские курсы, сел за баранку, а в семнадцать лет женился, и с тех пор родительский дом покинул. Позже, он вступал в брак неоднократно, и давно потерял счет своим возлюбленным и женам. Наверное, он и внебрачных детей сотворил достаточно, но считал себя бездетным.