Позавчера и состоялась моя встреча с моей Ярославной — Ольгой Фёдоровной. Её привезла целая группа товарищей: отец Иоанн, лейб-лекарь Манассеин плюс целый отряд охраны. Я сильно переживал, что Олечка не выдержит всех свалившихся на неё вестей, врачи говорят, что положительные эмоции убивают не хуже отрицательных, а с её больным сердечком… Но обошлось! Слёз было море! Но теперь надо было торжественно показаться народу. А перед этим предстояла довольно напряженная встреча с Патриархом. Вроде бы Его Святейшество поставили в известность факта моего чудесного избавления от плена почти две недели назад, но что-то церковь Божья слишком долго телилась. Никак не могли святые и не очень отцы решить, что им делать, ведь похоронный обряд уже совершен и в церквях меня поотпевали, и свечи за упокой поставили, а те сгорели… Нехорошо. И позиция церкви выглядела еще более непонятной. Старик хочет за легитимацию моего возвращения получить новые преференции? А в монастырь — на хлеб и воду не хочет? А ведь будет упрямиться, найдется и для него скит на Севере, согласно монашескому строгому уставу. Будет там белым медведям нотации читать!
Утро раннее, Оленька еще почивать изволят. Вот и есть у меня пара минут на раздумья, а подумать для государя вещь обязательная, ибо голова ему не только для того, чтобы корону носить дадена, ею еще и мысли выдавать надо, а как их выдать, ежели их нет в наличии? Отец Иоанн рассказывал, как при сообщении о том, что государь жив и едет в Москву, супруга моя побледнела, и даже потеряла сознание. Вот и пришлось отцу Иоанну вытягивать Ольгу Фёдоровну с того света, а после проводить душеспасительную беседу с господами военными, режущими правду-матку в глаза и не имеющими никакого понятия о деликатности, вразумляя неразумное чадо цитатами из Святого Писания и из не менее знаменитых выражений, накопленных за века в великом и могучем русском языке. Сделать бы Иоанна из Кронштадта патриархом, да невместно, это раз, не по статусу, это два, он же не из белого монашества, да и не согласится он нести этот крест, ему своих обетов хватает. Но для подъема авторитета матушки-церкви это было бы выходом!
Докурив очередную пахитоску (дай Бог, не последняя), я тяжело вздохнул и направился на решающую, очень тяжёлую, но неизбежную беседу с Патриархом. По предварительной договорённости, используя терминологию из будущего, встреча должна была пройти в формате два на два. А если конкретно, то я и Сандро представляли светскую власть, а Патриарх и протопресвитер Русской армии и флота олицетворяли православную церковь. И вот именно здесь и сейчас предстояло перейти от восторгов и салютов к прозе жизни. ИНо среди обширного списка неотложных и на первый взгляд неразрешимых вопросов, был один наиважнейший: легитимация моего возвращения к власти, тем более что церковь официально пока что считает меня мёртвым. Конечно, можно посоветоваться и по вопросу: что делать с Великим Князем Николаем Михайловичем, успевшим половиной филейной части усесться на трон Российской Империи. Я не провидец и не астролог, но скорее всего Его Святейшество ненавязчиво и с оговорками начнёт продвигать аналогию с царевичем Алексеем Петровичем, в общем два альтернативных варианта: «оглоушить канделябром аль подушкой задушить». Почему я так считаю? Так что, мне делишки наших «святых» отцов плохо известны, что ли? А их старейшина Феогност вообще склонен решать вопросы по принципу «нет человека, нету и проблемы». Сколько строптивых священнослужителей заканчивали свой путь в тайных монастырских тюрьмах?
В принципе, при иных обстоятельствах я не стал бы активно возражать, тем паче, что и Сандро намекнул насчёт возможной отправки старшего братца на поселение в Екатеринбург в недавно выстроенный дом на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. А на мой недоумённый вопрос по поводу сего выбора, последовал ответ: «понимаете, паПа, в сем строении есть обширный подвал, где можно провести фотографирование или иные действия, не привлекая внимания окрестных обывателей». Но видя, что я ничего не понял, он соизволил объяснить, что речь идёт о так называемом Ипатьевском доме. Теперь до меня наконец дошло, что имеет в виду мой сынуля. Юморист Хренов! Однако было одно обстоятельство, которое однозначно ставило крест на любом варианте физической ликвидации Николая. Моя любимая Оленька не перенесёт такой потери, но и спустить на тормозах, ни как невозможно. Оставался один вариант — постриг в монахи (по его личному горячему желанию) и отправка в надёжный монастырь под круглосуточный надзор компетентных товарищей, и вот здесь без согласия и содействия Патриарха обойтись невозможно. При встрече Ольга Фёдоровна сказала мне такую важную фразу: «пощади Бимбо». Мне ничего не оставалось, как только кивнуть, учитывая отношение к сыну Олечки. Да и не Пётр Великий я, рубить головы детям своим не намерен. Алешке голову не рубили? Так я о подданных своих — им Петруша головы оттяпывал на раз! Особенно стрельцам! И так, я в сопровождении изрядной свиты направился в здание штаба, причём военные и духовные лица разделились на две группы. По пути, я успел переговорить с Военным министром и предупредить возможные обиды и недопонимания.