Еще надеясь выжить, Джед отступил, но оказался прижатым к сцене. И, сдавшись, философски принял поцелуй Ли и объятия Джона… с которым даже не успел познакомиться.
Его лицо так отчетливо отражало все его чувства, что Дора рассмеялась и подняла бокал шампанского.
– За тебя, Скиммерхорн. Это всего лишь цветочки.
Ди Карло все никак не умирал. Уайнсэп терпеливо ждал, изо всех сил пытаясь отключиться от жалобных призывов на помощь, бессвязных просьб и тихих рыданий.
Он не знал, как Финли управился со слугами. И не хотел знать. Но не один раз в течение казавшегося бесконечным трехчасового ожидания он молился, чтобы Ди Карло наконец вспомнил о приличиях и умер.
А когда стало смеркаться и звуки в саду смолкли, Уайнсэп пожалел, что Ди Карло не протянул подольше.
Вздыхая, Уайнсэп вышел из дома, прошел мимо распростертого тела к южной лужайке, к каменному сараю для садовых инструментов.
Следуя инструкциям Финли, он нашел большой рулон брезента, заляпанного белой краской, взвалил его на плечо и, сгибаясь под тяжестью, вернулся в сад… и легко смирился с привычными обязанностями, представив себя на месте Ди Карло, слепо уставившегося в темнеющее небо. Весь процесс просто перестал беспокоить Уайнсэпа.
Он расстелил брезент на белых камнях, липких от крови. Мухи… Все-таки отвратительная работа. И грязная.
Согнувшись, шумно дыша, Уайнсэп перекатил тело Ди Карло на середину брезента. Затем решил передохнуть. От физического труда он всегда обильно потел. Развернув носовой платок, он вытер лицо и шею, затем скомкал платок и бросил его под труп.
Присев на корточки, стараясь не испачкаться в крови, он двумя пальцами вытянул бумажник Ди Карло и решил сжечь его при первой же возможности вместе с деньгами. Затем тщательно обыскал карманы, чтобы исключить все шансы на опознание трупа.
Из окна второго этажа доносилась музыка: какая-то итальянская опера. Видимо, Финли готовился к праздничному вечеру.
В конце концов, завтра праздник.
Глава 16
Прохладный ночной воздух казался совершенно прозрачным. Боковое окно «Тандерберда» подернулось ледяной паутиной, сверкающей в свете уличных фонарей. В салоне тихо и деловито жужжала печка, внося свой вклад в льющуюся из радиоприемника музыку.
Тепло, блюз и медленное движение убаюкали бы Дору.
Если бы не оголенные, готовые взорваться нервы. Чтобы справиться с напряжением, она безостановочно болтала о вечеринке, о гостях и музыке, почти не рассчитывая на ответы Джеда.
Когда автомобиль остановился, все темы были практически исчерпаны.
– Все в порядке?
– Что в порядке? – переспросил Джед.
Ее пальцы крепче сжали вечернюю сумочку.
– Полицейские, которых поставил Брент.
– Ты из-за этого так взвинчена? Дора отвернулась. Над задней дверью горел фонарь, и она оставила свет в своей комнате.
– Мне почти удалось забыть об этом.
– Все в порядке. – Джед наклонился и сам отстегнул ее ремень безопасности. – Оба патрульных на месте.
– Хорошо.
В молчании они вышли из машины. Пока Джед отпирал наружную дверь, Дора пыталась проанализировать свои ощущения. Напряжение не спадало, и оно не имело никакого отношения к грабителям или охранникам. Она дергалась из-за того, что непременно произойдет, как только они окажутся внутри и наедине.
Полная чушь, решила Дора, входя в коридор и копаясь в сумочке в поисках ключей. Она хочет его, хочет как можно скорее покончить с тем, что происходит между ними.
И все же…
Джед вынул ключи из ее непослушных пальцев и отпер дверь.
Все дело в контроле над ситуацией, поняла она, выскальзывая из пальто и бросая его на спинку кресла. Прежде она всегда держала руль в своих руках и могла повернуть в любую сторону.
Но сейчас руль держит Джед, и они оба это знают.
Дверной замок щелкнул за ее спиной, и она чуть не подпрыгнула.
– Хочешь выпить?
Не оборачиваясь, не дожидаясь ответа, Дора отправилась за коньяком.
– Нет.
– Нет? – Ее рука замерла над графином, опустилась. – Я тоже.
Дора прошла к музыкальному центру и включила, даже отдаленно не представляя, какой диск оставила внутри.
– Через несколько дней придется выбросить елку. – Она коснулась ветки. – На двенадцатую ночь. Уберу игрушки, сожгу несколько веточек в камине. Мне всегда от этого становится грустно.
Она вздрогнула, когда Джед положил руки на ее плечи.
– Ты нервничаешь.
– Я? – Дора рассмеялась и пожалела, что не налила себе выпить: горло пересохло.
– Мне нравится.
Чувствуя себя необыкновенно глупо, она повернулась и выдавила улыбку.
– Конечно. Тебе нравится быть главным.
– Вот именно. – Джед опустил голову и поцеловал уголок ее рта. – И кроме того, я могу не сомневаться, что ты запомнишь это, надолго запомнишь. Пойдем со мной.
Джед не отпускал ее руку на всем коротком пути в спальню.
Он не хотел спешить, хотел узнавать ее дюйм за дюймом, смакуя каждое мгновение. Пока она не станет совсем беспомощной и полностью принадлежащей ему.
Джед включил лампочку у кровати и взглянул на Дору.
Она судорожно вздохнула, когда он коснулся губами ее губ. Нежность… самое последнее, что она ожидала от него, и самый ценный его дар. Как трогательно… Ее капитуляция была безусловной и окончательной.
Ее губы раскрылись. Голова откинулась назад, но он продолжал играть ее губами медленно и нежно.
– Ты дрожишь, – прошептал Джед, проводя губами по ее щеке, подбородку, скользя языком по теплой гладкой коже, наслаждаясь ее вкусом и ароматом.
– Это ты дрожишь.
– Может, ты и права.
Его губы вернулись к ее губам. От поцелуя у нее закружилась голова. Вздохи, стоны, задыхающийся шепот, бешеный ритм двух бьющихся сердец…
– Я расстелю постель, – прошептала Дора, отворачиваясь, но Джед снова притянул ее к себе, прижал спиной к своей груди, лаская губами чувствительную кожу за ухом.
– Это может подождать.
От его прикосновений желание свернулось тугим узлом в глубине ее тела.
– Не думаю, что я смогу.
– Это не будет быстро. – Его руки скользили по ее телу. – Это не будет легко.
– Джед… – Его имя закончилось стоном. Его руки уже ласкали ее грудь, зубы слегка покусывали шею, удовлетворяя первобытное желание почувствовать вкус плоти.
Джед начал расстегивать крошечные пуговки, тянувшиеся от ее горла до самых ног. Ее дыхание утихло, стало более глубоким, словно она впала в транс. Неторопливые, мучительно медлительные прикосновения его большого пальца словно воспламеняли ее кожу на месте каждой расстегнутой пуговицы.
– Я всю ночь задавал себе вопрос, – тихо сказал он, наклоняясь к ее уху, сдерживая жадность своих рук. – Всю ночь представлял, что под этим комбинезоном.
Он медленно раскрыл комбинезон, пробежал пальцами по обнаженному телу. Там не было ничего, кроме женщины.
– Боже милостивый. – Джед опустил лицо в ее волосы, пытаясь справиться с пронзившим его желанием. Он хотел возбудить в ней такое же неудержимое, такое же отчаянное желание.
Как во сне, Дора подняла руку и обняла его за шею. Она плывет, плывет в мерцающем, как полированное серебро, воздухе. Вот сейчас он снова коснется ее, и этот нежно сияющий воздух вспыхнет, как меч, отразивший солнечный луч.
Его руки блуждали по ее телу, переполняя ее гордостью и изумлением.
Повернув голову, Дора нашла влажными жадными губами его губы и впилась в них. Она уже не могла определить фокус наслаждения. Слишком много ощущений кружилось в ней. Его губы, да, наслаждение было и в давлении губ, и в царапанье зубов, и в ласкающем языке.
И еще больше наслаждения в ощущении его твердого, как скала, тела, прижимающегося к ней, в легкой дрожи, словно нашептывавшей о непреклонно контролируемом неистовстве. И излучаемый им жар, свидетель темных и отчаянных желаний…
И снова руки. Господи, его руки, властные и ласковые, но не позволяющие забыть о еле сдерживаемой грубости.
Ей стало страшно. Еще немного, и она взмолится о пощаде… или о большем.
Воздух вырывался из ее груди тихими гортанными стонами, ее тело покачивалось в убыстряющемся ритме, прижимаясь к нему.
Рука Джеда оказалась между ее ног, он ощутил жар и влагу. Одними кончиками пальцев он довел ее до кульминации. Ее тело оцепенело, изогнулось, она вскрикнула от неожиданного оргазма. Ее ноги подкосились, и она ошеломленно застонала.