– Если не попался, это еще не значит, что он чист, – тихо сказал Джед, глядя на фотографию из полицейского досье.
– Один из нью-йоркских детективов вызвался помочь мне. Думаю, несложно будет узнать, есть ли у нашего парня алиби на ту ночь.
Джед бросил фотографию на стол Брента.
– Если есть, то это уже из области фантастики. Это он. Пожалуй, я слетаю в Нью-Йорк.
– Может, дадим нашим друзьям из Большого Яблока немного времени?
– Я подумаю.
– Ты выглядишь слишком мягким для парня, который хочет надрать преступнику задницу. Губы Джеда дернулись.
– Неужели?
Откинувшись на спинку стула, Брент вгляделся в приятеля и подтвердил:
– Точно. Так я и думал. – Он усмехнулся. Ли похвалила бы его за проницательность. – Дора – отличная женщина. Молодец, капитан.
– Заткнись, Чэпмен, – кротко попросил Джед, выходя из кабинета. – Держи меня в курсе, хорошо?
– Не сомневайся. – Брент подождал, пока дверь закроется, и схватился за телефонную трубку, чтобы доложить Мэри Пэт о своем открытии.
Глава 17
Джеду действительно надо было подумать, а лучше всего он думал после тяжелой физической нагрузки. Он поднялся к себе, разделся до спортивных трусов и футболки, улегся на скамью тренажера.
Надо решить, сколько можно сказать Доре. Она, конечно, имеет право знать все, но одно дело – права, другое – что лучше для нее. Насколько он узнал Дору, а он начинал думать, что узнал ее хорошо, она захочет что-то Большое Яблоко – прозвище Нью-Йорка. предпринять. Вмешательство гражданских лиц – одна из самых серьезных проблем полицейского.
«Хотя я не полицейский», – напомнил себе Джед, продолжая ритмично поднимать тяжести. Но когда человек почти полжизни прослужил в полиции, его и гражданским считать нельзя.
Нью-йоркские полицейские вполне справятся, только у них нет личной заинтересованности в этом деле. Джеду достаточно было мысленно увидеть бледное лицо потерявшей сознание Доры, чтобы вспомнить, насколько силен его личный интерес.
Надо самому съездить в Нью-Йорк на разведку. Это не повредит официальному расследованию. А если он найдет что-нибудь важное, то, может, не будет чувствовать себя таким…
Каким?
Штанга замерла в его вытянутых руках. Он хмуро уставился в потолок. Каким же он себя чувствует? С шумом выдохнув воздух из легких, он опустил штангу, поднял, снова опустил.
Он чувствует себя бесполезным.
Он ничего не завершил в своей жизни, потому что, по существу, ничего и не начинал. Он старался ничего не принимать близко к сердцу, сохранять отстраненность. Казалось, так легче жить. Легче, черт побери! Это было необходимо, чтобы выжить.
Итак, почему же он стал полицейским? Наверное, в конце концов осознал, как сильно нуждается в порядке, дисциплине и… в семье. Работа дала ему все это. И больше. У него появилась цель в жизни, чувство удовлетворения и гордость.
И все это он потерял из-за Донни Спека. Нет, сейчас речь не о Спеке. И не об Элейн. Сейчас он должен защитить женщину, которая стала ему далеко не безразлична.
И об этом тоже необходимо подумать.
Услышав стук в дверь, он не перестал поднимать штангу, только чуть скривил губы.
– Эй, Скиммерхорн. Я знаю, что ты дома. Мне надо поговорить с тобой.
– Дверь открыта.
– И ты еще заставляешь меня запирать мою? – В темно-зеленом костюме Дора выглядела очень строго, но пахла самим грехом. – О! – Она окинула долгим взглядом тело, распростертое на скамье, мускулы, перекатывающиеся под покрытой потом кожей, и приподняла брови. – Прости, что прерываю твой мужской обряд. А где же шумовое оформление? Языческий напев под грохот барабанов, например?
– Конрой, тебе что-то нужно?
– Мне многое нужно. Красные замшевые туфли, пара недель на Ямайке, мейсенский чайничек восемнадцатого века, что я видела на Антик-роу. – Дора наклонилась и поцеловала его в губы, почувствовала привкус соли. – Ты скоро закончишь? А то я могу возбудиться.
– Кажется, я уже закончил.
Джед с грохотом опустил штангу в скобы.
– Ты перестанешь злиться, когда узнаешь мои новости. – Дора выдержала эффектную паузу. – Терри опознала портрет.
– Какой портрет?
Джед соскользнул со скамьи и потянулся за полотенцем.
– Тот портрет. Волшебную картинку, которую мы с тобой составили на компьютере. Джед, он был в магазине перед Рождеством. – Дора возбужденно зашагала взад-вперед, цокая каблучками по деревянному полу. – Его имя…
– Ди Карло, Энтони, – прервал ее Джед, с удовольствием глядя на ее отвисшую челюсть. – Последний известный адрес – Восточная Восемьдесят третья улица, Нью-Йорк.
– Но как, ты… Черт побери. – Надувшись, Дора вытащила из кармана квитанцию. – Мог хотя бы притвориться, что поражен моими сыщицкими талантами.
– Ты настоящая Нэнси Дру, Конрой. – Джед прошел в кухню, вытащил из холодильника минеральную воду и глотнул прямо из бутылки. Когда он опустил бутылку, Дора стояла в дверях, и глаза ее опасно блестели. – Ладно, ладно. Ты молодец. Полицейские просто работают быстрее. Ты сообщила в полицию?
– Нет. Я хотела рассказать тебе.
– Это расследование ведет Брент. – Джед протянул руку и провел пальцем по ее нижней губе. – И перестань дуться.
– Я не дуюсь. Я никогда не дуюсь.
– Детка, с этими губами тебе даже не надо особенно стараться. Что сказала Терри о Ди Карло?
– Это расследование ведет Брент, – чопорно повторила Дора. – Я пойду к себе и позвоню ему. Может, он оценит мои старания.
Джед поймал ее за подбородок и легко сжал.
– Выкладывай, Нэнси.
– Ну, если ты так ставишь вопрос. Терри сказала, что он был очень мил, очень вежлив. – Проскользнув мимо Джеда, Дора открыла холодильник и с чисто женским отвращением фыркнула. – Боже, Скиммерхорн, что это за гадость в миске?
– Ужин. Что еще она сказала?
– Это нельзя есть. Я приготовлю ужин.
– Помнишь, Ди Карло? – Джед схватил ее за плечи, не давая сунуть нос в кухонные шкафчики.
– Он сказал, что хочет купить особенный подарок для своей тети. Терри показала ему нефритовую собачку. Я уверена, что он украл ее, когда вломился в магазин. – Дора помрачнела. – Она еще сказала, что он был очень хорошо одет и приехал на «Порше».
Джеду этого было недостаточно.
– Терри внизу?
– Нет, она уже ушла. Мы закрыты.
– Я хочу поговорить с ней.
– Сейчас?
– Сейчас.
– Ну извини. Я не знаю, где она: ранний ужин с каким-то новым кавалером. – Джед вышел из кухни, и Дора раздраженно хмыкнула ему вслед. – Если это так важно, мы можем поймать ее позже в театре. Спектакль начинается в восемь.
– Отлично.
– Но я не понимаю, какая от этого польза. – Дора прошла за ним в спальню. – Я уже поговорила с ней, и у нас есть имя и адрес.
– Ты не знаешь, какие вопросы задавать. – Стянув футболку, Джед швырнул ее в угол. – Чем больше мы узнаем, тем легче будет расколоть его на допросе. У нас есть часа два, если ты действительно хочешь готовить…
Но она не слушала. Когда Джед обернулся, она стояла совершенно неподвижно, прижав руку к сердцу, явно ошеломленная.
– Что?
Джед инстинктивно развернулся, оглядывая комнату. – Кровать, – сдавленно произнесла Дора. – О…
Джед расслабился. И смутился… и разозлился. Сначала она критикует его стряпню, теперь его способ ведения домашнего хозяйства.
– У горничной годовой отпуск. – Он хмуро уставился на скомканные простыни и одеяла. – Какой смысл стелить постель, когда все равно придется расстилать.
– Кровать, – благоговейно повторила Дора. – Французский модерн, примерно тысяча девятисотый год. Красное дерево. Боже, посмотри на эту инкрустацию. – Она опустилась на колени у изножья и ласково провела пальцами по изящной женской фигурке в развевающемся платье. И, вспрыгнув на кровать, застонала, как женщина в пылу страсти.
С веселым изумлением Джед смотрел, как она ползает на четвереньках, лаская изголовье.
– О боже, – шептала она, чуть не уткнувшись носом в доску. – Посмотри на эту резьбу. Изумительно.