Выбрать главу

Джон неторопливо выколотил трубку о ребро ладони. Затем он бережно привлек Тину к себе, в то время как она продолжала всматриваться в темный сад. Через некоторое время он нейтральным тоном произнес:

– Завтра днем Лиз едет на день рождения, помнишь?

Тина кивнула:

– Она давно об этом мечтает. Жаль, что здесь все живут так далеко друг от друга, у Лиз нет подруги поблизости.

– У нее есть ты, пока она не начала учиться, – сухо заметил Джон. – В любом случае я собираюсь завтра днем взять тебя в Оранжевую коралловую отмель, чтобы познакомить со старой приятельницей, Рэчел Кортни. Она живет на берегу отмели. Очень любопытная особа эта Рэчел. Тебе она понравится.

– Оранжевая коралловая отмель, – повторила Тина. – Какое красивое название!

– Да? – Джон посмотрел на нее сверху вниз. – Тебе нравится Санта-Моника, Тина? Она кажется тебе такой же романтичной, как в тот день, когда я впервые тебе о ней рассказывал? Или при ближайшем знакомстве этот волшебный образ рассеялся? Так частенько случается, как бы сильно мы ни цеплялись за иллюзии.

У Тины сердце упало в груди, потому что, несомненно, он говорил о себе. В Англии он надеялся, что у него появится новая Джоанна, но все упования оказались тщетными, он разочаровался в молодой неопытной девочке, на которой так поспешно женился. Тина была готова разрыдаться, но слезы только рассердили бы Джона. Он сухо прижал бы ее к плечу, пожалел бы, но ей меньше всего была нужна его жалость. Поэтому Тина постаралась взять себя в руки и с достоинством сказала, что Санта-Моника показалась ей чудесным и очень интересным местом.

Произнося эти слова, Тина поняла, что говорит, словно вежливый турист, приехавший на экскурсию и собирающийся вскоре уехать, а отнюдь не жить здесь. Джон взял ее за плечи и испытующе взглянул в глаза – с нетерпением, которое едва мог сдерживать.

– Не будь такой холодной и вежливой, Тина, – прохрипел он. – Это приводит меня в замешательство... Я начинаю думать, что каким-то образом причиняю тебе боль, сам того не сознавая. Чем ты недовольна? Вчерашней размолвкой в машине?

– О, что ты! – Тина попыталась непринужденно улыбнуться. – Мне часто говорили, что я вечно что-то делаю не так.

– Я никогда не считал, будто ты что-то делаешь не так, глупышка! – Теперь он действительно разозлился, его худое лицо исказилось, а сильные пальцы стиснули ее плечи. – Оставь эту нелепую привычку думать о себе хуже, чем ты есть на самом деле, и постарайся обрести чувство собственного достоинства.

– А стоит ли? – промямлила Тина, ощущая, как ей в спину упирается камень парапета – так сильно давило на нее крупное тело Джона. – Ты считаешь, будто я не понимаю, что люди сравнивают меня с красавицей Джоанной и видят, что я лишь ее бледная тень? У меня нет ни ее прелестного лица, ни изумительной фигуры. Я новичок во всем, что она проделывала с блеском... – И тут побуждаемая мучительной болью оттого, что их тела так близки, а сердца так далеки, Тина необдуманно выпалила: – Лучше бы тебе было жениться на Пауле! Она тебе подходит во всех отношениях.

Джон словно задохнулся, а затем, словно не знал другого способа заставить ее замолчать, он припал ртом к ее холодным губам. Его руки больно сжали ее ребра, и Тина почувствовала, как бьется его сердце. Ей показалось, будто Джон обезумел и хочет убить ее, и, когда он потащил девушку к тахте, она, вне себя от страха, стала отталкивать мужа и вцепилась ему в волосы. Тина отчаянно пыталась увернуться от солоноватых губ, ведь не этой грубой, злой страсти она ждала от него...

Но вот ее пальцы, сжимавшие прядь темных волос, расслабились и нашли лицо Джона. Тина трогала его теплую, влажную кожу, жилку, бьющуюся возле рта... как вдруг он отпрянул, словно его ударило током. Тина расширившимися испуганными глазами следила, как он поднялся на ноги, отвернулся от нее и, быстро спустившись по лестнице, скрылся в полумраке. Его шаги затихли в глубине сада, и по телу Тины пробежала дрожь отвращения к себе. Как она могла так сглупить – теперь Джон узнал о ее мучениях, связанных с Паулой Кэрриш!

Придерживая у плеча обрывки шелковой материи, она поднялась в спальню и закрыла дверь на засов – не столько из-за тревоги за себя, сколько из опасения, что Джон придет извиняться и увидит, как она рыдает в подушку.

События прошедшей ночи словно скрыла некая спасительная пелена, и Тина вышла к завтраку внешне спокойной, скрывая, что творится у нее на душе. Лиз не переставая щебетала, и это немного сняло напряжение. Когда с едой было покончено, девочка потащила Тину с собой, чтобы та помогла ей выбрать наряд для праздника. Оказалось, что в гостях будет один симпатичный мальчик, и Тина, слушая рассказы о первой девичьей влюбленности, вспоминала свое лишенное радостей детство и то, о чем не смела поведать суровой тетушке.