— Простите меня, Анастасия Павловна, — поравнявшись, тихо произнес он.
— Вы… вы. — Она вскинула на него рассерженные глаза, но не увидела во взгляде Вронского ни прежней уверенности, ни теплой и обволакивающей обворожительности. Константин Львович смотрел просто, и в его взоре сквозили удивление, уважение и даже некоторая благодарность. Черт возьми, как этот человек умеет быть приятным!
— Простите меня, Анастасия Павловна, — повторил тихо Вронский. — Я больше так не буду… с вами.
— Да вы словно дитя малое: «больше так не буду». Смешно даже…
— Ей-богу, не буду. Вы ведь мне, действительно, очень нравитесь. Вот я и подумал, почему бы мне с вами не закрутить интрижку. Или ни к чему не обязывающий романчик: я вам подарки и все такое, а вы мне свое благорасположение, так сказать. Как это делают многие. Но вы оказались… другой, — добавил он задумчиво. — И… спасибо вам за это.
Какое-то время они шли молча.
— Вы… больше не делайте так, — наконец, произнесла она примирительно. — Ладно?
— Клянусь, — повеселел Вронский, — значит, вы простили меня?
— Вы же объяснились. Честно и искренне. Чего же на вас дуться-то? — посмотрев на него, сказала Настя.
— Вы удивительная девушка, — произнес с нескрываемым восхищением Вронский.
— Опять? — нахмурила бровки Анастасия.
— Нет, правда, — поторопился успокоить ее Константин Львович, — я вам это сказал без всякого заднего умысла. Порою мне кажется, что в вас. — Он на какое-то время замолчал, подыскивая слова, что ранее за ним не замечалось, ибо у него на всякие случаи всегда были заготовлены целые фразы. — В вас сидит какой-то бесенок, колючий и ершистый, а по сути — милый и добрый. И это крайне притягивает.
— Кого-то, возможно, и притягивает, — сказала задумчиво Настя, — а кого-то, наоборот, отталкивает, — с печалинкой добавила она.
Так они и шли: Анастасия, а чуть поодаль от нее — Константин Львович, за ними, сбоку, четверка лошадей, впряженная в карету с родовыми гербами на дверцах.
— Ну, вот мы и пришли, — сказала Настя, когда они дошли до парадного подъезда ее дома. — Спасибо, что проводили.
— Еще раз прошу извинить меня за мою… бестактность, — серьезно произнес Вронский.
— Я на вас не сержусь, — так же серьезно ответила Настя. — Я даже отчасти благодарна вам.
— За что? — удивился Константин Львович.
— За внимание, проявленное ко мне. Своеобразное, конечно, — она усмехнулась, — но все же внимание.
— Вам не хватает внимания?
Настя молча опустила голову.
— Помилуйте, Анастасия Павловна, вам ли говорить об этом? Стоит только вам свистнуть, простите, и у ваших ног тотчас окажется с десяток поклонников, готовых исполнить любое ваше желание.
— Я не про то говорю. Не про такое внимание.
— А про какое вы говорите внима…
Вронский не закончил фразу и на мгновение застыл.
— Боже мой! — воскликнул он. — Как же я сразу-то не догадался! Ведь вы же влюблены! Так?
Настя еще ниже опустила голову.
— Ну конечно же, влюблены. А я-то, пень безмозглый, навязывался вам со своей… Простите, меня, Анастасия Павловна, ради Бога, простите.
— Да я вас давно уже простила, — посмотрела на него Настя, с удивлением замечая, что у такого ловеласа и дамского соблазнителя столь трепетное отношение к настоящему чувству. Верно, было в его жизни нечто такое… Впрочем, в жизни каждого человека, очевидно, было или есть нечто такое, что не дает ему пренебрежительно отзываться о любви. Ведь это и высшее наслаждение, и подчас незабываемая боль — любить…
— Мне пора, — тихо произнесла Настя. — Прощайте. И… спасибо вам.
Она потянулась на носочках и поцеловала Вронского в щеку. Затем резко повернулась и вошла в парадную.
Вот те раз! Константин Львович растерянно и запоздало произнес «прощайте», когда парадные двери уже закрылись за Настей. Потом он снял перчатку и осторожно потрогал место поцелуя. Оно горело на его щеке, словно печать, скрепившая некий договор между ним и Настей, а может, и со всем миром. Договор: быть человеком…
7
Размеренным и твердым шагом Александра Федоровна подошла к гримерной и громко постучала.
— Анастасия Павловна не открывают-с, — прожужжал театральный служка у нее над ухом, но Каховская не обратила на говорившего никакого внимания.
— Заперлась, — печально произнес высокий худой студиец, переминающийся с ноги на ногу возле гримерной с корзиной цветов.
— Оне не в духе, — снова встрял служка, в обязанности коего входило блюдение порядка за кулисами. — Ихний прежний воздыхатель с невестой на спектаклю пришли…