— Хотите, я отвезу вас домой? — спросила, отчего-то продолжая тревожиться, Александра Федоровна.
— О нет, спасибо, — ласково улыбнулась ей Настя. — Не стоит, тем более что… Прощайте, Александра Федоровна.
— Что тем более, Настя? — крикнула ей уже в спину Каховская.
— Да так, ничего. — Настя остановилась и, обернувшись, слабо улыбнулась. — Ничего…
Александра Федоровна, немного постояв, последовала за ней.
Когда Каховская вышла на театральное крыльцо, то увидела, что Настя садится в карету с гербом в виде белого оленя, пронзенного черной стрелой. Не кто иной, как известный всей Москве своими любовными похождениями господин Вронский, кивнув ей, как показалось, насмешливо, сел в карету, и экипаж тронулся.
Не ответив на кивок Вронского, Александра Федоровна поспешно спустилась со ступеней и крикнула вслед, отъезжающей карете:
— Стойте!
Но ее уже никто не слышал.
8
Поначалу Константин Львович просто не знал, как себя вести. Час назад, стремглав выскочив из театрального подъезда, Настя едва не бегом бросилась к его карете.
— Поедемте! — ясно посмотрела она ему в глаза, и в ее взгляде читались решимость и явное обещание. И если ее желание ехать с ним он воспринял как простое проявление дружеских чувств, то просьбу отвезти ее к нему домой, он выслушал с удивлением и даже с некоторой опаской.
— Куда прикажете? — спросил Константин Львович, усевшись напротив Насти.
— К вам, — коротко произнесла она, глядя мимо него. — Вы ведь меня как-то уже приглашали в гости?
— Ну… — не нашелся ничего более ответить несколько опешивший Вронский.
— Ваше приглашение еще в силе? — взглянула ему в глаза Настя.
— В силе, — неуверенно подтвердил Константин Львович.
— Значит, мы едем к вам.
Впрочем, как известно, Вронский был истинным джентльменом, и желание дамы было для него законом, а посему он весело согласился, и через минуту карета уже громыхала коваными серебром колесами по булыжной мостовой Арбатской площади.
И вот они уже сидят вдвоем за столом, и уходить она, кажется, не собирается. Значит, она остается у него?
— Ну что же вы ничего не едите? — ласково спросил Константин Львович, кивая лакею, чтобы тот наполнил бокалы. — Вам надо хорошо кушать, иначе у вас недостанет сил играть так, как вы играли сегодня.
— Вам понравилось, как я сегодня играла? — цепляя серебряной вилочкой раковую шейку, спросила Настя.
— Мне нравится всякая ваша роль, — ответил Константин Львович, серьезно поглядывая на Анастасию. — Но сегодня вы играли особенно восхитительно. У вас несомненный сценический талант. Многие, известные мне театралы, сравнивая вашу Моину с Моиной Катерины Семеновой из Большого, отдают предпочтение вам. Я уверен, у вас великолепное, прекрасное будущее великой русской актрисы.
Серебряная вилочка звонко ударилась о край фарфорового блюда.
— Вот и вы туда же: «прекрасное будущее, талант». — Анастасия опустила голову. — Но будущее, — когда оно еще будет? А талант еще не есть счастье.
— Это, конечно, так, но… Вы словно чем-то встревожены?
— Нет, все как обычно. Как и должно быть. Всяк сверчок знай свой шесток, — добавила она так тихо, что последнюю ее фразу Вронский не расслышал.
— Простите, что вы сказали?
— Ничего. Давайте лучше выпьем. — И Настя обвила своими пальчиками хрустальную ножку бокала.
— С удовольствием, — быстро согласился Константин Львович. — За вас?
— Лучше за нас, — предложила Настя.
Подняв бокал, она мелкими глотками осушила его до дна и с вызовом посмотрела на Вронского.
— Сегодня, как вы уже поняли, я намерена остаться у вас, — выдохнула она. — Не прогоните, Константин Львович.
Конечно же, нет! Как можно!!! Правда, лучше бы данная ситуация случилась до их последнего разговора, когда она, выпрыгнув из кареты, так ловко сложившись пополам, угодила в сугроб и когда она так доверчиво поцеловала его в щеку. Ранее, после этих ее слов о намерении остаться он бы непременно рассыпался в любезностях, нагородил бы кучу всяких приятностей, отрезав гостье путь к отступлению (вздумай она идти на попятную), а затем кивнул бы особым знаком лакею, чтобы тот немедля приуготовлял постель. После же, распаляясь от желания, принялся бы за все эти пуговки и шнурочки, раздевая гостью и тайно наблюдая за ней, с удовлетворением примечая у нее так же возрастающее желание и чувственную страсть. Так, собственно, было всегда, но сегодня, после столь прозрачных намеков Насти, он не знал, как себя вести далее. Кажется, после их последнего разговора они стали друзьями, а дружба и постель как-то не совмещались воедино в голове Вронского. Хотя…